– Мой господин крайняя комната.
– А твои дружки-головорезы?
Индус округлил глаза.
– Мой хозяин… умирать.
Кажется, он действительно беспокоился – так, что даже не смотрел на мой револьвер и не слышал моего резкого тона. Я сдался.
– Пойдем. – В следующее мгновение мне пришлось удержать слугу от порыва бухнуться ниц. – Шевелись.
Он засеменил по коридору. Я следовал за ним, надеясь, что у незнакомого джентльмена просто прихватило живот. Я оказался прав… в своем роде.
Свет в комнате был приглушен, но я отлично видел: у лежавшего на кровати рыжего мужчины проблемы были действительно с животом – серьезное ранение каким-то холодным оружием. Кто-то довольно умело наложил швы, но они частично разошлись. Признаков заражения крови – ни нагноений, ни воспалений, – не наблюдалось, что вселяло некоторое успокоение. Впрочем, все это я подметил скорее машинально, в первую минуту. Почти сразу я, услышав стон и увидев искаженное болью лицо, отступил. Раненый дернулся. Опуская руку на рукоять револьвера в кобуре, я гневно повернул голову к индусу.
– Говоришь, господину «не здоровится»? А не беглый ли он заключенный или…
– Боюсь, Амир вынужден был ввести вас в заблуждение, мистер Сальваторе, – раздался со стороны зашторенного окна высокий спокойный голос. – Простите нам этот легкий обман. Я его господин, а это мой друг.
Я обернулся. Лицо говорившего скрывал капюшон, зато я видел сложенные на груди руки с длинными пальцами: какой-нибудь писатель непременно наделил бы такими персонажа-музыканта, художника или хорошего вора. Разглядывать долго мне не позволили, – что-то холодное коснулось шеи. Сабля. Ее я различил, слегка скосив глаза. Красивая сабля с искривленным лезвием, тальвар, пожалуй. Мне ненавязчиво давали понять, что просто так из комнаты я не выйду.
Пока я отвлекся на клинок, незнакомец приблизился и ловко выхватил из моей кобуры револьвер. Повертел в руках, хмыкнул и, на небезопасный американский манер затыкая за пояс, пообещал:
– Получите назад. Скоро.
Я не отвечал. Незнакомец отступил, сделал несколько шагов в направлении кровати раненого и снова внимательно на меня посмотрел.
– Мой друг попал в беду. Знаете ли, сипаи беснуются, и в городе опасно, особенно людям его положения. Я доставил его сюда, чтобы отправить на более серьезное лечение. Знакомый врач обработал рану и наложил швы. Но, к сожалению, дела потребовали его срочного отъезда раньше, чем я надеялся, а со швами случилась неприятность из-за лихорадки. У нас нет времени искать помощи в городе. Вы…
Сабля холодила мою кожу. Я прикидывал, смогу ли ударить слугу и не получить пулю. Прикидывать приходилось вслепую: возможностей ни индуса, ни его тщедушного хозяина я не знал.
– Даже если отбросить абсурдность и сомнительность вашей ситуации… – я облизнул губы. – Я не вожу с собой на отдых…
Незнакомец без труда угадал продолжение и оборвал меня изящным, но нетерпеливым жестом.
– Врач оставил некоторые инструменты, зная, что я в случае чего найду верные руки и голову. И я нашел. Я смею просить вас о помощи. Поверьте… – тон смягчился, – это очень важно. И поверьте, вам никто не навредит, у вас не будет проблем.
– Какие гарантии?
Я попытался поймать его взгляд. Из-за капюшона было непонятно, удалось ли. Ответ последовал незамедлительно:
– Простые. По законам военного времени. Мое доверие.
– Доверие?..
– Первая гарантия. Амир, убери.
Сабля исчезла, индус отступил. Я мог бы позвать на помощь, но что-то теперь заставило засомневаться в необходимости так поступить. Мой полузабытый врачебный долг, оставленный в Легионе… и, пожалуй, жалость к лежавшему на кровати человеку. Кем бы он ни был, он мучился. Поэтому я просто спросил: