.

Интересно, что функция служения становится основным механизмом складывания существенно имперского характера единого Русского государства.

Служить Москве идут татары. Ещё Василий II принимает на службу сыновей Улу-Мухаммеда Касима и Якуба и после их успехов в разгроме Шемяки даёт (1452 или 1453) им в кормление Городец-на-Оке, ставший Касимовым – центром Касимовского ханства. Размеры войска Касима были достаточно велики – топонимы нескольких десятков сёл в этом районе до сих пор имеют татарскую этимологию. Иван III, конечно, оценил возможности татарской конницы – сын Касима царевич Данияр нанёс решающий удар новгородцам в битве на Шелони (1467). Данияр стал любимцем государя. С одной стороны, татарские роды на русской службе ослабляли противников России, раскалывая их по родству, важному для кочевников. С другой – они делали русского великого князя, которому служили, всё более очевидным наследником Золотой (Белой) Орды – белым царём, как его начали называть татары и ногаи. Государство Ивана III формируется как принципиально многонациональное и даже многоконфессиональное, притом что православие является основной религией – религией большинства. Этническое происхождение и вероисповедание имеют вторичное значение по отношению к государственной службе в Русском государстве с самого начала, безотносительно к сильным православным теократическим тенденциям в развитии государства, основанного Иваном III.

Окончательно многонациональный и многоконфессиональный характер нашего государства будет оформлен при Иване Грозном, а докажет свою прочность и основательность государство в преодолении Смуты (первой русской Смуты) и польского внешнего управления в начале XVII века. Именно Русское государство вместе с вооружённым народом и Русской православной церковью станут силами, которые восстановят суверенитет и саму персону русского государя.

Ломка вотчинных обычаев была кардинальной, и в ретроспективе русской истории она не имела прецедентов. Наследные аристократы-бояре, ранее владетели практически неотчуждаемых вотчин, становились теперь помещиками, то есть «всего лишь» пользователями великокняжеской земли – и лишь на время службы князю. На этот период помещику отдавались холопы, а также оброчные крестьяне, потребные и для его содержания, и как боевые единицы его отрядов в военное время, когда по приказу великого князя помещик должен был выступать в поход «конно, людно и оружно». То есть помещик отнюдь не «рантье», помыкающий «рабами». Он «отец» и «воинский начальник» своих людей.

Поместье (эта норма впервые появляется в «Судебнике» 1497 года) можно было отобрать у владельца когда угодно. Земля, таким образом, окончательно превращалась в инструмент центральной власти, становясь двигателем карьерных лифтов для «слуг княжих», успешных в военных или административных сферах. По факту выходец из простонародья, получивший поместье за доблесть или рвение, был теперь вполне сопоставим с отпрыском боярского рода, потерявшим право унаследовать удел и тоже имеющим поместье. Огромный фонд княжеских «оброчных» (или «чёрных») земель, населённых непосредственно подчинёнными (но лично свободными, в отличие от холопов) великому князю крестьянами, был мощным ресурсом для распределения пожалований и фактором лояльности новой элиты.

Служба стала основанием для богатства. А большая собственность перестала быть самостоятельным достаточным основанием для доли во власти. Власть стала пониматься как неделимая. Русская элита отныне должна служить, а не править