Если есть отрава в меду,

Всю отраву себе возьмёшь!»

Так сказав, Идегей обнажил

Свой алмазный, свой острый нож,

В жёлтый мёд его погрузил.

На четыре части ножом

Он тягучий мёд разделил,

Размешал в середине потом

И, вынув, ханше сказал:

«Сито твоё красиво, пестро,

Дурно пахнет твоё ведро».

Так сказав, Идегей ушёл.

Плача, ворот порвав на себе,

Ханша упала на престол.

Сказала: «Понял, владыка мой,

Супруг мой, хан великий мой,

То, что сделал сейчас Кубугыл?

Он и тебя, и меня оскорбил!

Если он вверх взмахнул остриём, –

Он оказался нашим врагом.

Разделил на четыре части мёд.

Кто его замысла не поймёт?

Четыре части – ты понял, мой хан? –

Иртыш, Яик, Идиль, Чулман,

На четыре части разрежет край.

Мёд размешал в середине он.

Ясно тебе ли? Отныне он

Возмутит Булгар и Сарай…

Сито, сказал он, и ведро.

Скрытно сказал он и хитро:

К ведру приравнял твою младшую дочь,

А ситом назвал твою старшую дочь.

«Если, мол, сын мой будет не прочь,

Если ровней сочтёт их жених,

Он в жёны возьмёт одну из них…

Ай, в жёны возьмёт одну из них!»

Ответил хан Токтамыш:

«Смутное сердце моё

Смущать не надо, жена!

В чистое сердце моё

Не лей ты яда, жена!

Другом был мне всегда Джантимир,

Были меж нас любовь и мир,

Мудрым, добрым он был стариком.

От него родившийся Кубугыл

Тоже не будет мне врагом.

Судья и воин Кубугыл,

Хвалы достоин Кубугыл,

Он тягаться не станет со мной,

На меня не нагрянет войной.

Пусть он духом твёрже, чем я, —

Он мне служит, зла не тая».

И ещё сказал Токтамыш:

«Не придёт от него беда.

То, что ты сейчас говоришь,

Не случится никогда,

Ай, не случится никогда!»

Сказала ханша Джанике:

«Если не враг тебе Кубугыл,

Если он мести не затаил,

Если не знаешь ты цены

Верным словам своей жены, —

Созови ты своей страны

Девять самых мудрых мужей.

Празднество большое устрой,

Испытать прикажи поскорей:

Кто же он, кто он такой,

Тот, кто везде Кубугылом слывёт,

За Кубугыла себя выдаёт,

Ай, кто он, кто он такой?»

Тут великий хан Токтамыш

В смятение пришёл.

Ответа не нашёл.

Обернулся хан Токтамыш —

Совета не нашёл.

Девять созвал он певцов,

Девять созвал мудрецов,

Одного привести приказал

И слова такие сказал:

«Худай-бирде, мой батыр!

Если тебя по плечу

Ударить я захочу,

Знаю – не сядешь ты.

Одежду с плеча моего

Носить не станешь ты.

Стихи, батыр мой, сложи,

В стихи всю правду вложи».

Слово Худай-бирде сказал.

Не понравилось оно.

«Выйди!» – хан ему приказал.

«Акбалтыра сын – мой Уак

И Мунджира сын – мой Чуак,

С красными огоньками в глазах,

Посеребренные в жарких боях,

Волки, врагам внушавшие страх!

Пили их кровь не однажды вы

И всё ж умирали от жажды вы!

Скажите стихи, оба войдя!»

Два седоголовых вождя

Руки сложили сперва,

Звонко сложили слова.

Но хан прогнал и этих двух:

Не утешили ханский слух.

«Избранный среди людей,

Аргамак[22] среди лошадей,

Беркут среди дальнозорких птиц,

Охранитель наших границ,

Мечом исфаганским[23] украшен ты,

Врагам многочисленным страшен ты.

Ты против них, как буря, стоял,

Как туман, ты, брови нахмуря, стоял!

Мой батыр Кара Куджа,

Войди в мой дом, стихи скажи!»

Но слово Кара Куджи

Хану не пришлось по душе.

«Выйди!» – он приказал Кудже.

Измучился хан Токтамыш,

Всю душу свою истерзал.

Озираясь, он так сказал:

«Кого только на сборище нет?

Но песни до сих пор ещё нет!

За какие наказан я грехи?

В день, когда беспомощен я,

Некому сказать стихи!»

Дом нугаев в смятенье пришёл,

Никто ответа не нашёл,

Никто совета не нашёл,

Хану стихами сказать не сумел,

Подойти к нему не посмел,

Ханский гнев стоял в ушах.

«Мы не знаем, – все говорят», —

Простите нас, падишах!»

И тогда воззвал Токтамыш:

«Найдёшь дорогу вслепую ты,

Откроешь тайну любую ты.

Трепещет саз у тебя в руке,