Отрезаю:
— Не помню, чтобы мы переходили на «ты».
Открываю пластиковый контейнер. Ковыряю распакованной вилкой — еда действительно оставляет желать лучшего, но я заставляю себя проглотить хоть что-то.
Чувствую на себе заинтересованный взгляд Марка. И это изучение, словно под лупой, не добавляет аппетита.
— Зачем ты это ешь через силу? — наконец, спрашивает он.
— Про общество чистых тарелок слышал?
Марк смеется. Неожиданно и от души.
— Бабушка говорила, что такого едока, как я, туда бы не приняли, — отвечает. — В детстве я был ужасно привередлив в еде.
— Разве что-то изменилось? — приподнимаю бровь.
Еду Марк не тронул, хотя стюард передал коробочку и ему. Та так и стоит запечатанная на столике.
— Это не еда. Вот завтра я наведаюсь в любимую таверну, где стол ломится от еды, совсем как в гостях у бабушки. Закажу охтаподи на гриле, садзыки и питу. Но владельцу таверны, Иордаке, честно говоря, плевать на мой заказ, и он все равно притащит еще половину меню и будет глядеть глазами кота из «Шрека», умоляя отведать каждое блюдо.
Глотаю слюни. Не знаю и половины слов из его рассказа, но они даже на звук вкуснее, чем еда на борту. Рис в контейнере сухой и твердый, а кубики моркови горькие на вкус. Как нужно издеваться над морковкой, чтобы довести ее до такого состояния?
— Хочешь, сходим вместе? — неожиданно предлагает Марк. — Ты вообще надолго на Кипр?
— Это не ваше дело, Марк.
Помолчали. Правда, недолго. Он по-прежнему смотрит только на меня.
— Серьезно, Вера, какая муха тебя укусила?
— Буду благодарна, если вы оставите меня в покое, Марк. Вас явно привлекают женщины другого типа, а я придерживаюсь консервативных взглядов в отношениях.
— Чего?! — хохотнул он. — Сама хоть поняла, что сказала?
— Поняла. Как и то, что вы ловелас, Казанова и мерзавец, каких белый свет не видывал. А случай возле туалета только укрепил мое мнение на ваш свет.
Он вытянул длинные ноги, благо, места между рядами возле аварийных выходов хватало. Сложил руки на животе.
— А ты, я так понимаю, не путаешься с плохими парнями, да?
— Все верно.
— Серьезно, Вера, мы не на уроке литературы. А то, что ты не круглая дура, я понял сразу.
— Офигеть! — прошипела я. — Это такой комплимент, что ли?
Марк улыбнулся.
— Смотри-ка! А ты тоже можешь говорить по-человечески.
8. Глава 8. Марк
Рассмешить и уложить. Как только девушка начинает смеяться над твоими шутками, вы уже на полпути к постели.
Вера пока не смеется. Только улыбнулась. Впрочем, улыбкой это тоже не назовешь… У нее всего лишь дрогнули уголки губ, а желание улыбнуться она тут же подавила.
Улыбка ей к лицу. Куда лучше, чем нахмуренные брови и сжатые в ниточку губы. Серьезно, девочка, кто тебя так обидел?
Ее полуулыбка еще ничего не значит. Мы все еще не на половине пути к постели, мы от нее также далеки, как наш самолет от земли.
Вера не ведется на простые крючки, которые годами помогали мне цеплять женщин. Она избегает смотреть мне в глаза и отворачивается, но я ведь видел, как она раздвинула ножки передо мной, когда я пытался всего лишь занять свое место. Это был порыв, который она не успела подавить. Это была настоящая она.
Раздвинет ли она их передо мной еще раз? Уже по-настоящему?
И нужно ли мне это?...
Кольца у нее нет. Женихов поблизости тоже не наблюдается. Она ни с кем не прощалась долго и приторно по телефону перед взлетом. Не исключено, что на Кипре ее ждет мужчина, которому она «будет век ему верна». Что ж, посмотрим, кто будет ее встречать после посадки.
Она симпатичная. Не красавица, но так и косметики почти нет, одежда мешковатая, горбится, постоянно опускает глаза и, конечно, не улыбается. Такое никого не красит.