— Я сама согласилась, — возразила я, с содроганием вспомнив день «Х».

— Да? — Никита усмехнулся и снова откинулся на спинку стула. — В какой, прости, момент? Когда рыдала в ногах Поклонского в коридоре родительской квартиры или когда вся твоя семья дружно ткнула в тебя пальцем в ответ на вопрос «Какую из сестёр я могу забрать?».

— Они сделали это под давлением! — процедила я сквозь зубы.

Карпов переменился в лице, теряя своё природное обаяние, и подался вперёд.

— Под каким давлением, Марина? Знаешь почему выбор пал именно на тебя?

Я сглотнула, не имея сил ответить. Точно зная, что Карпов всё равно скажет.

— Есть множество причин, одна из которых — преданность, — его губы растянула неприятная улыбка. — Прости за то, что скажу, но ты как та собака, которую кормят и колотят, а она всё равно бежит к хозяину, виляя хвостом.

Почувствовав, как горло сдавило горьким сухим спазмом, я широко улыбнулась.

— Они моя семья, Карпов. Они всё, что у меня есть. Они то, чему я буду предана, пока дышу.

— Дура ты, Вавилова, — бросил он беззлобно и вздохнул, явно желая продолжить эту тему, только каким-то чудом решил перейти к главному. — Так что случилось дальше?

Но мне уже была очевидна причина злости шефа.

— Он увидел, что я передаю Свете деньги, и вызверился на меня, прикрывая истинную причину маминым кошельком, от которого уже давно требовал избавиться.

Никита переменился в лице.

— Маминым кошельком? Тем самым, который типа баснословных бабок стоит?

— Им, — ответила я удивлённо. — А ты откуда…

— Млять, теперь понятно, чем его так триггернуло, — поджал губы Карпов. — Надеюсь, у тебя хватило ума выбросить его? Потому что если нет, он тебе голову открутит, а я помогу.

— А что с ним не так?

— А то, что его твоя мамаша получила в качестве подарка на годовщину…

И он заткнулся. Просто взял и заткнулся, очевидно, сообразив, что даёт лишнюю информацию.

— На какую годовщину? — потребовала я ответа.

— М-да. — Никита вздохнул, смяв салфетку. — Знаешь, Мариш, я, как человек, многое не могу принять в решениях и поступках Серёги. Но как его друг, просто не буду лезть в это дело, как бы хорошо к тебе ни относился.

Я сидела оглушённая и совершенно не понимала, что происходит. Сердце стучало так громко и сильно, что наверняка могло пробить грудную клетку. А меня волновал только один вопрос: при чём тут мама?

— Карпов, будь душкой, по-хорошему прошу! Объясни, какого чёрта происходит, а?

Тот усмехнулся невесело и поднялся из-за стола, вытаскивая зажим с деньгами из внутреннего кармана пиджака.

— Прости, прелесть моя, но я действительно не стану. Скажу только, что всё началось задолго до того, как ты сыграла со мной первую партию в шахматы.

И, бросив на стол несколько крупных купюр, он удалился, оставив ошеломлённую меня переваривать сказанное.

Сказанное не переваривалось.

Последняя фраза Никиты предполагала пересмотр всей моей жизни с рождения. Я не понимала, при чём тут детство Поклонского, моё и мамин кошелёк, пока не вспомнила один её разговор с папой на повышенных тонах. Ведь дизайнерскую вещицу подарил не он…

Через пятнадцать минут я, всё в том же состоянии, сидела у Киры в кабинете и потягивала горячий кофе.

— Я не верю, — отрезала, со стуком отставив кружку. — Всё это похоже на какой-то бразильский сериал.

— И правда, звучит бредово. Не слишком ли быстро ты сделала выводы со слов Карпова? — спросила подруга, внимательно глядя на меня. — Составить целую картину из обрывков фраз, это, конечно, в твоём духе, но не думаешь ли ты, что вывод преждевременный?