– Ложись! – услышал я голос Добряка и с облегчением рухнул на Шрама, хоть так прикрыв его собой.

Что-то низко прогудело над головой, и поток обжигающе горячего воздуха обдал ноги. Я приподнял голову и увидел, как мимо пробежал Добряк, его обычно добродушные глаза сузились до острых щелочек, а в руках он держал тяжелый на вид меч. В следующее мгновение на меня россыпью полетели мелкие красные капли.

– Встать можешь? – к нам подошел охранник, с которым я раньше не пересекался: высокий мускулистый парень в короткой кожаной безрукавке и странным поясом, украшенным плотным рядом металлических дисков диаметром с ладонь. На поверхности дисков были вырезаны необычные массивы, сложенные из множества крошечных печатей. Несмотря на крупное массивное тело, казалось, что охраннику не больше шестнадцати лет из-за его по-детски округлого лица без малейших признаков щетины и несколько удивленного выражения глаз.

– Не уверен, – ног я уже не чувствовал.

– Не переживай, – бодро сказал парень. – Яд у красного древолаза не особо опасен и вызывает лишь временный паралич.

Я внимательно посмотрел на труп обезьяны, лежащий прямо перед моими глазами. Меж густых красных шерстинок едва виднелись тоненькие прозрачные иголочки.

– Лучшее противоядие – это зерна скорнии, у лекаря точно есть, – с этими словами охранник приподнял меня, сделал несколько шагов и закинул на седло лупоглаза, покрытое мягким розоватым мехом, в котором я узнал шкуру огнеплюя. Видимо, Шрам и раньше сталкивался с ними.

– Отвези их к лекарю, пусть накормит скорнией. И Зеленому на сегодня хватит, иначе он пол-леса к нам стянет, – с ног до головы покрытый брызгами крови подошел Добряк, но сейчас его прозвище казалось скорее насмешкой. Он был поистине страшен, и впервые за время нашего знакомства его голос полностью сочетался с выражением его лица.

– Хозяин, откуда такая стая? Мы ж всего на два дня только отъехали от города, – спросил парень с дисками, закидывая парализованного Шрама на мою Пинь.

– Неважно. То ли Зеленый им так глянулся, то ли их в этом году многовато народилось.

– А ведь на караван ни одна обезьяна не напала.

– Хватит болтать! Вези их.

– А если они снова…

– Глаза разуй! Тут не меньше двух сотен полегло. Откуда еще возьмутся?

Парень с дисками согласно хмыкнул, взял наших лупоглазов за поводья и поехал назад к каравану.

Второй раз за день я очутился в фургоне торговцев, и снова Байсо поил меня водой, помогая проглотить сухие горькие семена, с виду больше похожие на овечьи катышки.

Мальчик состроил серьезную мину и сказал:

– Шен, ты должен отказаться от авангарда. Я скажу Джин Фу, что не приму его в качестве учителя, если он не переведет тебя в караван.

Я сглотнул горькую от семян слюну и выпалил:

– Нет, Байсо! Даже не смей. Это всего лишь временный паралич.

– Это всего лишь ожог. Всего лишь паралич. Всего лишь отрубленная рука. А это всего лишь смерть! – закричал Байсо, не обращая внимания на прочих людей в фургоне. Впрочем, торговцы делали вид, что не слышат наш разговор. – Ты что, не понимаешь, что можешь умереть?

– Байсо, успокойся! Конечно, понимаю. Я должен был умереть еще тогда, при первой нашей встрече, мог быть насажен на рог ешу, мог умереть утыканный стрелами Змея, мог погибнуть от молний мехохвоста. Да даже тут, в караване, один человек чуть не умер от огнеплюя.

Тебя взяли в ученики из-за твоего ума и языка, а ведь жизнь торговцев ненамного легче и безопаснее. Они также рискуют собой, ведя караваны. Неужели ты откажешься разговаривать только из-за того, что прочие части твоего тела не оценили? Единственное, что есть ценное у меня, – это защитный массив, и ты предлагаешь мне отказаться играть свою роль?