Подоконник заскрипел под тяжестью его тела. Прошли времена, когда Пашка мог запрыгнуть вот так в окно, даже не сбив дыхания.

Глаза быстро привыкли к полумраку; проступили обтекаемые контуры дивана, тумбочки, телевизора на стене, круглого стола, стоящего в центре. Здесь Ната принимала гостей. Торжественная обстановка, правильная подача блюд, музыкальное сопровождение, неудобные стулья и ощущение искусственности – вот что Пашка хорошо помнил с того единственного раза, когда пришел сюда с Лерой в качестве ее молодого человека. Лера постеснялась идти одна, а Пашка не мог отказать.

Вспомнил деталь: Ната подавала блюда таким образом, чтобы люди быстро насытились холодными закусками и не ели много горячего.

Он вышел в коридор. Справа были еще две комнаты, затем уборная и лестница на второй этаж. Слева – выход на кухню, и дальше – веранда с панорамным видом на двор, забор и гараж.

На втором этаже Пашка не был. Запретная зона для гостей. Жизнь Наты и Дениса без прикрас. Туда он и направился, мусоля сигарету губами, смакуя прилипшие к языку и нёбу кусочки влажного, набухшего табака. Наверху обнаружил три двери. За первой оказалась еще одна просторная уборная. Автоматически загорелась тусклая белая лампочка над зеркалом у раковины. Из зеркала на Пашку хмуро посмотрел небритый щекастый мужичок с сигаретой. В уборной приятно пахло. На тумбочке у ванны лежал глянцевый номер Cosmopolitan.

За второй дверью оказалась спальная комната. Большую часть комнаты занимала широкая кровать, метра два с половиной в ширину и три в длину. Типичный траходром. Тут легко уместились бы трое, а то и четверо человек.

Каково это, интересно, спать в одиночестве на такой кровати? Перекатываться с одного края на другой, но не находить любимого человека? А еще думать о том, что твой самый любимый долго нежился в объятиях другой, не такой хорошенькой и богатой… О, как, наверное, Ната злится!