Тогда тихоня Клара неожиданно для всех подняла руку и прерывающимся от ужаса голосом сообщила, что отец Картер трогал ее грудки.

Мадам Дюваль назвала ее лгуньей и назначила десять ударов розгами.

Многие девочки могли подтвердить слова Клары, но розги есть розги, и все молчали.

Так Эльза поняла, что взрослые говорят одно, а делают совсем другое.

Пока она слишком мало знала о господине Гё, чтобы решить — к добру или худу приведет ее новая жизнь. Но она решила стать очень полезной и очень послушной, потому что в приюте у нее не было своей комнаты и там все время приходилось держать ухо востро.

Эльза была не из тех, кто попадает в неприятности благодаря своей глупости, но иногда неприятности нападали на нее сами по себе.

Господин Гё появился ровно через пятнадцать минут — Эльза следила по огромным напольным часам. Она быстро поставила перед ним сияющую чистотой тарелку и налила из фаянсового супника похлебку. Придвинула тарелки с нарезанным сыром, мясом и хлебом. Стакан компота. Чашку чая. Бокал вина. На выбор чтобы.

Господин Гё посмотрел на это со странным выражением лица, но взял ложку и начал есть.

Эльза стояла чуть позади и сбоку, не спуская с него внимательного взгляда, готовая выполнить любое поручение.

Но он не произнес ни слова. Съев все до капли и не притронувшись к напиткам, господин Гё поднялся и направился к выходу. На пороге вдруг остановился:

— Что насчет твоего жалования?

Эльза сглотнула. Мадам Дюваль ни о чем таком не говорила, но иногда приходилось действовать на свой страх и риск.

— Три гульдена в неделю, — спокойно сказала Эльза, хоть сердце ее и колотилось — не слишком ли много она захотела? — И пять гульденов на продукты и бытовые мелочи — у вас тут шаром покати.

— Я буду оставлять тебе мелочь на каминной полке, — кивнул господин Гё. — Среди недели я встаю в пять утра и завтракаю кофе и тостами. Возвращаюсь около десяти вечера, и мне нужно что-то легкое вроде твоей похлебки. И держи в порядке мою одежду, Анна часто жалуется, что я выгляжу неопрятно.

— Я все поняла, господин Гё, — склонила голову Эльза.

Прошло три месяца, прежде чем они заговорили друг с другом снова.

Жизнь Эльзы стала размеренной и понятной. Она вставала в четыре тридцать утра, чтобы нагреть господину Гё воды для умывания и сварить кофе.

После завтрака он обычно уходил на целый день, а Эльза со всех ног неслась в приют, торопясь на уроки, которые начинались в восемь. Мадам Дюваль только спросила ее, не против ли господин Гё, а Эльза соврала, что не против.

После обеда она обыкновенно шла на рынок за продуктами, и к четырем часам возвращалась в скрюченный домишко. На то, чтобы убраться, приготовить нехитрый ужин, постирать и поухаживать за одеждой господина Гё, уходил остаток дня.

Она чинила его сюртуки — из добротной ткани, но не слишком новые. Гладила рубашки. Чистила обувь. Наверное, господин Гё был человеком привычки и не больно-то падок на модное и новехонькое. Но Эльзе нравилось, что благодаря ее усилиям эти вещи выглядели куда приличнее.

Она стирала постельное белье и шторы, таскала тяжелые ведра с водой для ванн господина Гё, иногда по вечерам ее руки ломило, а спину тянуло, но она вставала и все равно торопилась через весь город на уроки.

Тайком Эльза таскала книги из библиотеки. Сентиментальные романы и всякие приключения не впечатляли ее, куда с большим интересом она читала про экономику и торговые войны, благо такой литературы здесь было предостаточно.

Эльза мечтала однажды открыть свою собственную лавку. Ей было неважно, чем торговать: мануфактурой, бакалеей или рыбой. Главное — чтобы она распоряжалась там по собственному разумению.