Слова звучали заклинанием, все переворачивая внутри, но что это за слова? Невозможные. Чудовищные. Отец никогда не сделал бы такого — его просто запугали. Амели сглотнула и сжала кулаки:

— Я же не коза, мессир, чтобы меня можно было купить или продать. Я живой человек, — она едва не плакала, одновременно борясь со жгучим стыдом. — Даже вилланы не составляют собственность господина. Мой отец дворянин, вы не имеете права.

Колдун отстранился:

— Ты женщина. Это почти одно и то же. Я имею все права.

— Но это совсем не одно и то же, — от возмущения Амели повысила голос.

Он подцепил пальцами ее подбородок и заставил поднять голову:

— Ты споришь? Тебя не научили почтению?

— Я возражаю, потому что вы не правы. Женщина — не коза. Ее нельзя купить.

Теперь он смеялся, сверкая ровным рядом белых зубов. Обошел стол и вернулся на место, пожевывал кончик ногтя:

— Кто внушил тебе эту дурь? Мать?

Амели покачала головой:

— Это не дурь.

— Опять споришь, — он снисходительно скривился — похоже, это его забавляло. — Женщина, пока она девица, — такое же имущество отца, как дом или корова. Или прочий хлам. Разменная монета в сделках и династических союзах. Хотите мои земли — так возьмите в довесок дочь, ибо кровь надежнее золота. Хотите перемирия — так возьмите дочь. Хотите приданное — так возьмите дочь. Отцы — первейшие торгаши.

— Мой отец не такой.

— Я был честнее — я сразу требовал дочь, позволив ему остаться порядочным человеком.

Амели опустила голову:

— Вы его заставили.

Колдун покачал головой и хлебнул вина:

— Я его убедил.

Он может называть это как угодно. Отец никогда не поступил бы так без веских причин, из-за денег. Отец скорее бы сел в тюрьму… Все ложь. Их запугали, Амели сама видела. Она глубоко вздохнула и подняла голову:

— Зачем я вам?

Этот вопрос был самым важным. Ответ мог дать хоть какую-то определенность.

— Ты должна меня полюбить.

— Что? — Амели не верила ушам и даже подалась вперед, вопреки приличиям. — Это шутка?

Кажется, теперь колдун злился. В синих глазах заплескалось пламя свечей, он поджал губы и тоже подался вперед:

— Ты утверждаешь, что знаешь, как появляется любовь. И ты полюбишь меня.

Тон был категоричным.

— Зачем?

Неимоверная, небывалая чушь! Грезы юных девиц, только и мечтающих о любви. Но слышать подобное от мужчины… Амели прекрасно знала, что, обычно, надо мужчинам. Знала едва ли не с пеленок. Похоть, страсть… что угодно. Любовью там не пахло.

— Мне нужно чистое чувство. Я могу получить многое: страх, зависть, уныние, прочую сомнительную дрянь — все это просто, этого слишком много вокруг. Теперь мне нужна любовь, но это оказалось самым сложным. Изначально слишком тяжело найти чистое чувство. Ты дашь мне его.

— Но я могу и не полюбить, — Амели покачала головой. — С какой стати я должна вас любить? Вы считаете, что любовь можно заказать? Как товар в лавке?

— Ты сама сказала. Там, на улице. Я слышал.

Амели не сдержалась и вскочила на ноги:

— Да я выдумала! Чтобы поддержать подругу. Она не хочет замуж — что я должна была сказать?

— Поздно.

— Я никогда не полюблю вас. Никогда.

— Помолчи. Женщина должна быть послушной и покладистой. Она не должна спорить. И уж, тем более, она не должна вскакивать посреди ужина и что-то утверждать. Сядь на место, пока у меня не закончилось терпение. Я слишком снисходителен к тебе.

Амели и не думала выполнять его указания. Шумно дышала, чувствуя, как кровь прилила к щекам. Да что он себе воображает! Станет указывать, что она должна! Она почувствовала, как что-то тяжелое, неподъемное налегло на плечи, вынуждая опуститься на стул. Колдун пристально смотрел на нее и едва заметно поворачивал кистью, в которой мерцал голубой огонек. Чары… Амели противилась, но была вынуждена опуститься — груз на плечах становился невозможным и исчез, только когда она села. Она комкала юбку на коленях, подняла голову: