– Ветераны чего именно? Кухонных баталий?
– Ну что ты. Великой отечественной!
– Ветеран Великой отечественной не станет всерьез говорить о возможных соглашениях с Гитлером.
– Да какая разница, чего он там несет? – пожал плечами Шлюпкин. – Главное, деньги платят.
– И что, много тебе платят?
– Ну… мне пока не платят, – признался Шлюпкин. – Заслуженным товарищем надо стать. Тогда это… платить будут. Возможно, что и немало.
– Ты что, хочешь стать у этих заслуженным товарищем?
– Ну, – помялся он, – я бы не возражал.
– Ты же даже не хохол. Что ты среди этих бандеровцев-то забыл?
– Илья, мы живем в такой стране. За ними будущее.
– За бандеровцами? Это кто тебе сказал такую чушь?
– Слушай-ка, Илюх, – с неожиданной твердостью заговорил Шлюпкин. – Ты просто не врубаешься, что происходит в стране. В Украине сейчас заинтересовано чуть ли не все значимое мировое сообщество. Знаешь, сколько денег сюда вбухивают одни только америкосы? Думаешь, Кучма до скончания века будет здесь метаться, как говно в проруби? Скоро придут другие люди. Вон те и придут, – мотнул он головой в сторону Майдана. – И памятников еще тому Гитлеру понаставят… Не надо так на меня смотреть, Илюх. Я тебе говорю – понаставят. Там будет и бабло, и перспективы.
– Хорошо, Геша, – я прикрыл глаза, силясь до времени не выдать свое омерзение. – У тебя ведь родные воевали? Дед под Ржевом погиб, я помню, ты в классе на девятое мая как-то рассказывал.
– Ты меня, кажется, не слышишь. Повторяю: новые времена. Перспективы. Бабло. Перспективы. Бабло. Деда уже не вернуть. А ты парень крепкий, и не дурак к тому же. Тебе и карты в руки. Так что еще раз предлагаю, подумай – и давай к нам.
– На счет три, – сквозь зубы произнес я, не открывая глаз.
– Что на счет три?
– …ты исчезаешь к едрене матери. А я открываю глаза и удивляюсь. Иначе я тебя, гандон, щас на бутерброд намажу. Раз!
Неспешно закончив счет, я открыл глаза. Шлюпкина не было.
IХ
Ближе к лету на набережной я случайно встретил старого знакомого. Вытянутое лицо этого щуплого паренька я помнил еще по армии, по белоцерковской части. Тихий, но проворный парнишка. Ведра с раствором подавал. Был настолько незаметным, что я не знал даже его фамилии. А может, и знал, да не помнил.
Сослуживец тоже меня узнал. Тут же пошел на меня, с неожиданной фамильярностью раскрыв объятия:
– Кого я вижу, братан! Сколько лет, сколько зим.
Конец ознакомительного фрагмента.