Итак. Запустить программу, вбить в поисковик запомнившуюся фамилию…

Поперек экрана вспыхнула алая табличка «Доступ запрещен!».

– Не понял… – озадаченно пробормотал Адам. – Что за бред?!

О Майе статист рассказал Стеклову всего несколько часов назад. О ее существовании до этого никто не знал. Ну не могли же уже с утра внести ее в базу, причем сразу присвоить гриф особой важности!

Или – могли?

Или речь не о Майе?

…Кира удалось поймать почти у самого выхода. Бывший напарник на несколько мгновений притормозил перекинуться парой слов с охранником, тут его и перехватил Адам.

– Привет, дело есть.

Поисковик скривился:

– А до двух часов это не подождет? Только собирался пойти куда- нибудь поесть!

– Завтра поешь, – отмахнулся Верин. – Или послезавтра. Сколько ж жрать- то можно?!

Приятель вздохнул:

– Пошли в кабинет.

Плюхнувшись за свой стол, Кир сладко потянулся на стуле:

– Ну? Что случилось?.. А, кстати, ты вообще сам как? А то пропал на три дня, потом безо всяких объяснений, на аномалию с голыми руками полез… У тебя все в порядке?

– Да все нормально, – отмахнулся ворон. – В базу по фамилиям заходи.

Бывший напарник защелкал по клавиатуре, оглянулся:

– Ну?

– Вводи «Лашкевич».

– И?… Ох ты ж… – удивленно присвистнул он, разглядев на экране красную табличку. – И кто ж у нас такой таинственный? У меня ж третья форма допуска!

– А у меня уже полгода как вторая, – согласился Адам. – А это, получается, первая…

– К учетчикам пойдем? Я могу Стеклова дернуть!

Вот этого ворону точно не хотелось.

– Димку я и сам попросить могу, если что. Мне в их отдел обращаться не хочется…

– Почему?

Верин поднял задумчивый взгляд к потолку, скользнув глазами по пожарной сигнализации, и вздохнул:

– А вот теперь пошли пообедаем…

Объяснять- то, почему заинтересовался конкретной фамилией все- равно придется… Вопрос только, как при этом не переступить запрета на разглашение?

Искажения могут восприниматься по- разному.

Можно представить их струнами, протянувшимся от одной версии реальности к другой – и пока пройдешь всю вариативность мира по этой тонкой нити увидишь, как на деревьях распускаются цветы, созданные из разноцветных кристаллов, как из- под земли вырываются капли дождя, взмывающего под небеса и собирающиеся в тучи, как сделанные из камня дома превращаются в невысокие срубы…

Можно почувствовать, что аномалии – как их называют вороны – образуются из крошечных точек флуктуаций, постепенно растущих, подобно мыльным пузырям, увеличивающихся в размерах, захватывающих всю большую площадь… И тогда граница между тем, что было, и тем, что стало – превратится в тонкую мембрану, которая движется с каждым мигом все быстрее, по мере того, как этот «мыльный пузырь» растет…

И сейчас все эти струны и мембраны стягивались к подъезду дома, в котором, если Черному не изменяла память, жил Хельдер Лейден.

Пальцы побледнели от напряжения. Черный резко взмахнул тростью, наматывая на нее протянувшиеся к подъезду струны – сейчас это особо не поможет, но пусть лучше так, чем никак – и шагнул вперед.

Ведущая в парадную дверь, успевшая за прошедшие несколько минут расцветиться ярким граффити, затем смениться на тяжелое дубовое полотно, потом заместиться на легкую штору из нитей, украшенных мелкими бусинками, а затем превратиться в металлическую пластину без украшений, распахнулась за мгновение до того, как Гормо Даккен протянул ладонь к ручке.

У самой земли прошмыгнула малиновая тень, чудом не сбив мужчину с ног, закрутилась рядом, а потом, не придумав ничего умнее, юркнула к растущему неподалеку дереву, попыталась забраться на него, отчаянно зацарапав лапами по стволу…