Накидываю махровый халат и выхожу на террасу. Сажусь на скамейку и вглядываюсь в темноту окружающего леса. Вдалеке виднеются очертания другого коттеджа. От него по полю растекается теплый свет. Надеюсь, у тех людей причины бессонницы приятнее моих.

От скрипа двери вздрагиваю и резко, как сова, поворачиваю голову. На пороге стоит дядя и, сонно щурясь, смотрит на меня.

– Хочешь какао?

Киваю. Дядя возвращается с двумя кружками и садится рядом. Беру кружку и заглядываю внутрь.

– Что это?

– Маршмеллоу. Он чем-то похож на зефир.

– И что с ним делать?

– Ты его не пробовала?

Качаю головой. Отвечать на очевидные вопросы не хочется.

– Просто глотни какао и жуй.

– Ну, не знаю, а вдруг ты решил меня отравить? – принюхиваюсь.

Тихон тихо смеется, достает из своей кружки маршмеллоу, показывает мне и сует в рот. Активно жует, затем высовывает язык.

– Можешь подождать, но тогда какао остынет.

Вздыхаю и впериваю взгляд в напиток. Запах приятный, шоколадно-молочный. Напоминает о наших с мамой посиделках до того, как родилась Мила. Тогда все было просто, и я не переживала из-за каждой мелочи, касающейся сестры. А еще у меня в ту пору не выскакивали прыщи…

– Вера…

Приподнимаю голову и смотрю на дядю.

– Ты все еще не хочешь поговорить?

– О чем? – Равнодушно пожимаю плечами и делаю глоток, жую кусочек маршмеллоу. Сахарно-воздушная масса наполняет рот. Мягко и вкусно…

– Ты слишком сильно беспокоишься за сестру. Так обычно переживают матери.

– А тебе-то какое дело? – Внутри все обрастает колючками. – Я за нее отвечаю. И не переживу, если с ней случится что-то плохое. А ты… тебе я не доверяю.

– Неужели я дал повод? – Отвожу взгляд. – Понимаю, у тебя нет ни одной причины доверять мне. Я для тебя чужой человек и не стану близким за такое короткое время. Но доверие – это мост между людьми, Вера. И его надо строить.

Гнев отступает, и на его место приходит послевкусие непонятного чувства. Отпиваю какао. Пусть сладость зефира избавит от горечи.

– Я никогда не причиню вреда ни тебе, ни Миле. – Дядя протягивает руку. – Обещаю.

Колеблюсь. А вдруг это ловушка?..

Поеживаюсь от внезапного ночного ветра. Пауза затягивается. Нужно ответить или проигнорировать жест дяди.

– Не могу. – Стыдно за собственную беспомощность и нерешительность. – Я не могу просто взять и начать доверять тебе.

Дядя опускает руку.

– Ничего страшного. Просто знай, что всегда можешь обратиться ко мне. – Он поднимается и забирает кружку. – Спокойной ночи, Вера.

Провожаю его взглядом, пока он не скрывается в доме.

Доверие и вправду как мост между людьми. Вот только мост за два дня не построить, а при чрезмерной нагрузке он развалится.

—…Ла! Писклявый голос сестры.Силюсь разлепить глаза, но не выходит.

– Вела! Вела, вставай! – Мила больно хватает меня за плечи и потряхивает.

От ее пальцев у меня остаются синяки. В школе однажды заподозрили, что меня бьют дома, и отправили соцпедагога проверить, все ли в порядке.

– Ну Вела-а! – Мила с размаху шлепает меня по попе.

Глаза открываются мгновенно: подскакиваю и несусь за сестрой, размахивая подушкой.

– Ты меня ударила!

– Вставать надо было! Бе-е! – Смеясь, Мила убегает за угол.

Не успеваю затормозить и врезаюсь бедром в стол. Он овальный, но все равно больно.

– Чего тебе, Хоббит? – Зеваю, бросаю подушку на кровать, потягиваясь, и потираю ушибленное место.

Убедившись, что я ее не трону, сестра берет меня за руку:

– Идем! – И куда-то ведет.

Мы выходим на террасу. Неподалеку дядя разговаривает с кем-то у машины. Он оборачивается с холщовым мешком в руках. Он что, купил картошку?..