Скорее всего, не шутит.

У меня даже возникло желание устроить небольшой показательный погром и посмотреть, как быстро они среагируют. Одна только беда, погром – занятие довольно увлекательное, а я и так на грани истерики и не уверена, что смогу остановиться на малом.

Интересно, если человека останавливает перспектива оказаться в смирительной рубашке, говорит ли это о его нормальности? Или всего лишь о том, что он – хитрый и осторожный сумасшедший?

Мне требовалось узнать о своем положении как можно больше, но проблема в том, что я уже однажды поймала Грега на лжи. Пусть на относительно невинной и легкопроверяемой, той лжи, которая в любом случае раскрылась бы если не к вечеру, то к завтрашнему утру. А если ты поймала кого-то на лжи, как можно верить всему остальному, что он говорит?

Возможно, этой маленькой ложью они пытаются замаскировать ложь гораздо крупнее.

Не такую очевидную и не такую безобидную.

А в шестнадцать лет люди точно должны быть такими подозрительными?

И гамбургеры что-то долго не несут…

Не успела я додумать мысль с гамбургерами до конца, как дверь открылась и дюжий санитар (без бейсбольной биты) поставил перед нами на стол два подноса. Набор на них был одинаковый: тарелка с гамбургером, горсткой жареной картошки и пятнышком кетчупа. Плюс прозрачный стакан с колой, в которой плескались кубики льда.

Есть вещи, которые и за пятнадцать лет ни черта не меняются.

Не обед, а мечта ребенка, особенно если его родители (как, например, мои) зациклены на идее здорового питания.

Ну, по ощущениям, блюсти линию мне сейчас совершенно не требовалось, и я могла поглотить это все без вреда для фигуры.

Санитар вышел, а Грег принялся за еду, вцепившись зубами в булочку с котлетой.

– Как врач, авторитетно тебе заявляю, – сказал он. – Некоторое количество холестерина тебе сейчас совершенно не повредит.

Еда не выглядела купленной в забегаловке за углом, для каких-то целей распакованной и переложенной в более травмоопасную посуду, но и подумать о том, что в больничной столовой могут готовить вот такое, было странно.

Я взяла ломтик картошки, макнула в кетчуп, положила в рот, сразу же наполнившийся слюной.

– Вкусно? – спросил Грег.

– Нормально, – сказала я.

Что-то тут не билось, и дело было вовсе не в картошке.

Когда он впервые достал из кармана телефон, я сразу поняла, что это такое, хотя в шестнадцать лет своего мобильного у меня не было. И сами мобильные в то время выглядели совсем не так. Это были совсем не сенсорные телефоны с огромными экранами. Скорее, это были здоровенные кирпичи с маленькими монохромными дисплеями и обилием физических кнопок.

И фотоаппараты были далеко не во всех.

Тем не менее, я знала, как пользоваться телефоном Грега. Как разблокировать экран и как включить камеру.

Может быть, мои воспоминания не полностью обнуляются до шестнадцати лет, а могут захватывать с собой и какую-то более свежую информацию. Скажем, мне уже доводилось пользоваться этой штуковиной в одно из прошлых пробуждений, и память об этом сохранилась.

– О чем ты думаешь? – поинтересовался Грег.

– О том, что завтра утром и не вспомню об этом обеде, – сказала я. – Я ведь не вспомню?

– Сложно сказать, – ответил он, глотнув колы. – Цикл не всегда длится ровно сутки, твоя память не каждый раз обнуляется сразу после того, как ты ложишься спать. Твой мозг может продержаться и дольше. Несколько дней, может быть, неделю. Случай на случай не приходится.

– И от чего это зависит?

Он пожал плечами.

– От сочетания множества факторов, – сказал он. – Уровень стресса, внешние раздражители, период ретроградного Меркурия…