Но разве мне может быть до этого дело? Разве может вообще быть дело до такой мелочи, в то время, когда моя жизнь рухнула с самого высокого небоскрёба и разлетелась на мелкие осколки?

Моё сердце не просто оказалось разбито, оно растоптано… разорвано в клочья…

Из презентационного зала меня выводил Виктор Николаевич. Я не реагировала ни на его слова, ни на то, что пытаясь привести меня в чувство он плескал мне в лицо холодной водой. Я просто медленно умирала.

Оттолкнув от себя мужчину, я пошла вдоль проезжей части куда глаза глядят.

Разные мысли в тот момент лезли в мою голову.

Казалось, сделай я что-нибудь, и тогда моя боль уйдёт, растворится. Но что я должна сделать?

Визг тормозов, и я, криво улыбнувшись, продолжаю движение. Дорога неширокая, но водители, вынужденные остановиться ругаются и сигналят. А мне плевать. На всё плевать.

Здание с большой вывеской, а внутри помещения устеленный паркетом пол. Молодая женщина в белом халате заводит меня в кабинет и заставляет опуститься на кушетку.

Я говорю ей что-то. Она хмурится и пытается меня переубедить.

Напрасно. Я хочу избавиться от боли. Поэтому назад дороги нет.

У меня берут какие-то анализы, снова пытаются договориться, но мне от этого только становится хуже.

Не хочу больше. Разве она сама не понимает, какую боль я ношу внутри себя? Разве она на моём месте бы не пыталась избавиться от неё?

Вечер, и я иду по темнеющим улицам словно зомби. Магазин, бутылка вина. И вот я пытаюсь хотя бы заглушить боль, делая маленькие глотки прямо из бутылки. Я сижу на полу в нашей с Павлом спальне перед кроватью и тихонько вою. Иначе то, что я делаю, никак и не назовёшь.

Слёзы текут рекой, но я их даже не замечаю.

На прикроватной тумбочке наше фото. Здесь мы оба такие счастливые. Улыбаемся.

Пустое. Это всё был обман.

Ночь мне не приносит облегчение. Наоборот, боль только усиливается.

Следующие пару дней я не могу даже выйти из дома. Мне кажется, что сделай я это, то станет только хуже.

Мне нет дела ни до разрывающейся трели телефона, ни до звонков в дверь и громкого стука. Я просто лежу под одеялом, закутавшись в кокон. И медленно схожу с ума.

Пустота внутри меня, пропитанная болью, перерастает в отчаяние. И я задыхаюсь.

Не могу больше терпеть. Это просто невыносимо.

И вот я снова приближаюсь к зданию с большой вывеской.

Внутри всё тот же паркет и женщина в белом.

Снова кабинет, и вот мне на живот наносят холодный гель.

Отворачиваюсь к окну, и смотрю на хмурое небо.

Женщина что-то говорит, но я даже не обращаю на это внимание. Мысленно я молю её об одном, поскорее прекратить моё мучение.

Она хмурится, но больше не говоря ни слова, заставляет меня подняться и выводит в коридор. Иду следом, зная, что в соседнем помещении наконец всё и закончится.

Подводит к стеклянной стене, что отделяет улицу от помещения и заставляет смотреть наружу.

Передо мной идут люди. Молодые мамочки толкают вперёд свои коляски, а впереди ещё одно здание. Высокое. Выше того, где я сейчас нахожусь.

Перед ним стоит несколько машин, и люди с цветами и шарами. Радуются, веселятся.

Вот из здания напротив выходит девушка, в сопровождении молодого мужчины. Вижу, как они счастливы. Мужчина держит в руках небольшой свёрток, а девушка, заметив меня, стоящую перед стеклянной стеной, машет.

Краем глаза замечаю, что та женщина в белом, которая стоит рядом со мной машет девушке в ответ.

Взяв у мужчины свёрток, девушка, счастливо улыбаясь, направляется к нам.

И вот я вижу, что внутри этого свёртка лежит ребёнок.

Маленький, глазки закрыты.