– А прикинь, в горячую точку пошлют? – встрял Тёма Тошин. – Тогда вообще кранты.

– Умеете вы, пацаны, утешить, – помрачнел Глеб. Потянулся за бутылкой, плеснул только себе, наполнив стакан на треть, и молча выпил.

– За утешением к девкам иди, Глебыч, они тебя любят, наперегонки кинутся утешать. А мы тебе варианты предлагаем, – возразил Иванов, разливая водку всем остальным.

– Какие нахрен варианты? Это дикий бред, а не варианты.

– Ой, ладно тебе. Не ты первый, не ты последний. Вон Галкин женился же на Пугачёвой, детей даже завели и ничего, а тебе надо-то всего лишь раз…

Глеб скривился, будто его тошнит. И почему водка не действует? Хоть не так противно было бы. Ещё эти идиоты с Фурцевой привязались. В таком ключе говорить о ней Глебу казалось вообще чем-то противоестественным.

О том, что он сам пытался её обаять – правда, вовсе не для этой их «годной затеи» – Глеб умолчал. Во-первых, стыдно было. А, во-вторых, не получилось же, о чём тут говорить.

– Кстати, о детях, – вспомнил вдруг Тёма Тошин. – У Фурцевой дочка есть.

– Серьёзно? А мужа нет?

– Говорят, что нет. Но раз есть дочка, может, был…

– Да сплыл…

– Она его сожрала, как самка богомола.

– А ты видел эту дочку? Откуда вообще знаешь?

– Она к нам как-то в аудиторию заходила, в смысле, к ней, ключ брала. Девки потом спрашивали у Фурцевой: это ваша доча, а сколько лет, а где учится… девки любопытные же.

– А сколько ей лет?

– А учится где? У нас, что ли?

– Девятнадцать вроде, если правильно помню. А учится, прикиньте, в художественном училище.

– В училище? – в голос удивились пацаны. – Дочка Фурцевой? Да её же могли взять в универ на любой факультет. Она могла бы балду пинать, ей бы за так всё ставили.

– А как она из себя? Ничего?

– Да какой-то там ничего, – скривился Тёма. – Хотя я её особо не разглядывал. Она заскочила на секунду. В каком-то уродском балахоне. В очках. На мать похоже вроде.

– Ясно. Красотка, короче, – усмехнулся Иванов. – Ну, так-то да, крокодилы принцесс не рожают. Но есть и плюс – страшненькую легче склеить.

– А нафиг она тебе нужна, страшненькая? – не понял Глеб.

– Не мне – тебе. Замути с дочкой, подошли к мамке, она выпросит для тебя то, что нужно.

– Не, я не люблю страшненьких, – мотнул головой Глеб.

Его, наконец, начало отпускать напряжение, и алкоголь приятно туманил мозг. Теперь слова пацанов уже не казались ему диким абсурдом. 

– Тебе, Глебыч, никто и не предлагает её любить. Замути, поезди по ушам, а потом пошлёшь её.

– Вот это реальный вариант, Глеб, – поддержал Тёма Тошин. – С Фурцевой было бы, конечно, чересчур, а вот с дочкой её – вообще нормальный выход.

– Да не факт, – подал голос Кирилл. – Если бы я свою мать попросил какую-нибудь тёлочку взять на работу, она бы хрен её взяла.

– Причём тут твоя мать? – перебил его Тошин. – Ты, Кирюха, не лезь, если не знаешь. Это у вас с матерью грызня, а у этих всё нормально. Оно видно было. Фурцева так с ней разговаривала... тю-тю-тю, будь осторожна, доча, покушай...

– Попробовать стоит, – изрёк Иванов. – А там посмотришь. Если дело тухлое – пошлёшь её сразу. А если мамка дочу балует – так вперёд и с песней.

9. 9

Перебрали они вчера прилично. Наутро Глеб едва смог подняться с постели, своей, к счастью, а то ведь всякое бывало, в разные места и кровати его заносило в хмельном угаре. Прошлёпал босиком к столу, попил прямо из чайника и снова рухнул. Хорошо ещё на смену сегодня не надо, он бы не выдюжил носиться по городу в таком состоянии.

Трудился Глеб курьером в ресторане доставки. Развозил пиццу. Работу свою не любил за суету, но не у родителей же клянчить – те и без того еле сводили концы с концами.