Задний двор кафе выходил на озеро, по которому от ветра шла легкая рябь, и на зеленые луга, где паслось стадо белых лам. Сандра уже успела познакомиться с ними на территории музея «Середины мира», поэтому без труда узнала разновидность ламы, обладающей легкой и ценной шерстью, – альпаку. Именно из этой шерсти Сандра купила себе легкое и очень теплое пончо, на случай, если по возвращении из похода они не остановятся в Кито. Альпаки довольно добродушные существа с мордочкой, чем-то похожей на верблюжью, только меньше размером. Невысокие и коренастые, они не торопились разбегаться, когда Сандра подошла к ним. И охотно дали себя погладить. Ладонь утопала в пушистой белой пене шерсти, нежной и едва осязаемой.

Сандра оторвала взгляд от животных и бросила его за озеро, туда, где высились Анды. Им предстоит проехать через них, чтобы попасть совсем в другой мир – Амазонку.

Неожиданно внимание Сандры привлекло сочетание линий: резкие очертания гор и мягкие облачные очертания альпаки.

Быстро достав альбом, она набросала небольшими штрихами суть увиденного, сделала фотографию на телефон и вернулась в кафе. Освальдо стоял у барной стойки и махнул ей рукой. Сандра подошла.

– А где Джейк? – спросила она.

– В туалете. Вам бы тоже не помешало, – Освальдо подмигнул. – Впереди еще часа два, а то и три дороги.

Сандра обреченно кивнула.

– Я видел, как вы рисовали, – Освальдо кивнул на альбом в руках Сандры.

– Да, я художник.

Сандра часто встречала непринятие своей профессии в людях старшего поколения. Ее отец как раз не принимал всерьез ее специальность, да еще и посмеивался, что художнику приходится подрабатывать в барах – разве это профессия? Так, баловство одно.

Сандру это сильно ранило, поэтому она всегда с осторожностью доверяла свои работы незнакомым людям. Но Освальдо был ей симпатичен. Он казался довольно спокойным, порой даже чудаковатым. Немного рассеянный, как все ученые в представлении Сандры, он производил впечатление человека уязвимого, а потому ему она доверчиво протянула альбом с зарисовками.

Освальдо осторожно принял его, Сандра обратила внимание, что кисти у него небольшие, а волос на предплечьях, обнаженных из-под закатанных рукавов, нет. Пока Освальдо листал альбом, Сандра успела залпом проглотить кофе с молоком.

– Сандра, вы прекрасно рисуете. В нескольких штрихах вам удается передать мимику, жест. А те рисунки, что нарисованы полностью, совершенно бесподобны. Очень правдивые работы, честные. Вам понравится в сельве. Возможно, комары там досаждают, но зато много красок и героев для рисунков. Вы скучать не будете, – Освальдо с улыбкой вернул ей альбом, и Сандра, чувствуя, как от похвалы разгорается на щеках румянец, спрятала его в рюкзак.

– Что ж, пойду в уборную, чтобы никого не задерживать, – сказала она. По дороге в туалет она себя, как всегда, ругала. Почему-то похвала иногда смущала ее так сильно, что даже не было сил поблагодарить. И откуда-то появлялась дурацкая неуклюжесть и резкость.

Сандра знала, что талантлива, но все-таки недостаточно верила в свои возможности. Ей все казалось, будто вот-вот выяснится, что ее рисунки совершенно бездарны. Это противоречивое, конфликтное состояние преследовало ее с детства, и она частично адаптировалась к нему, одинаково сжимаясь и от похвалы, и от насмешек тех, кто не верил в нее. Так было проще. Не так больно и не так опасно.

Дорога через Анды прошла спокойно. Сандра рассматривала снежные пики гор, прошивающие облака насквозь, и гадала, каково жить в этой суровой местности. Горная сельва на высоте практически исчезла и вернулась, только когда они стали снова спускаться. На одном из поворотов Освальдо притормозил, припарковался, и вся команда вышла из машины, чтобы полюбоваться пейзажем.