– Не понял, это что за ерунда? – глядя на что-то невидимое остальным, поинтересовался омоновец.

– Где, Ванюша? Что там такое, мой маленький? – елейно поинтересовался Рабинович.

– Вон там, – Жомов махнул рукой перед собой. – Корова. С седлом.

– Вообще-то, Ваня, в таких случаях обычно белые кони приходят, – подсказал другу добрый кинолог. – Присмотрись внимательней. Может быть, рога на животном тебе померещились? – А затем повернулся к Лориэлю. – Ты уверен, что тут в вино белладонну какую-нибудь не добавляют?

– Ничего мне не померещилось! Корова, она и есть корова, и никаких белых коней… – возмутился Жомов, пропустив последнюю реплику Рабиновича, и только теперь понял, на что Сеня намекал. – Ты чего, чучело, думаешь, у меня белая горячка началась? Иди сам посмотри!..

Вместо того, чтобы проверить, какие видения посещают лучшего друга, кинолог собрался сказать какую-то очередную колкость, но сделать этого просто не успел. В зал, где пировала вся честная компания, действительно ввалилась пегая корова, спину которой украшало, если для коровы такой термин уместен, конское седло, отделанное драгоценными камнями. Бесцеремонно растолкав танцовщиц, корова прошла прямо к пиршественным столикам и встала вполоборота к ментам. Те разинули рты.

– Ну и как я вам? Нравлюсь? – кокетливо поинтересовалась буренка.

– Вы видите то же самое, что и я? – не сводя с коровы глаз, спросил у друзей Сеня. Те ответили утвердительно. – Коллективная галлюцинация.

– Где галлюцинация? – спросила парнокопытная модница.

– Ты и есть галлюцинация, – ответил кинолог. – Это надо же до такого допиться, что оседланные коровы мерещиться начинают.

– Хам! – констатировала телка и, обиженно развернувшись, пошла к выходу, виляя крупом. – Каким же скотом надо быть, чтобы честную девушку галлюцинацией обозвать?! Слово-то еще какое нашел, пошляк! Я его в приличном обществе и произносить бы постеснялась…

Голос коровы постепенно стихал по мере того, как она удалялась от столиков. Менты, раскрыв от удивления рты, смотрели ей вслед. И лишь танцовщицы, не прекратившие своих движений, да индийский оркестр, казалось, не обратили никакого внимания на странную визитершу. Из оцепенения ментов вывел Ахтармерз.

– А она ничего. Симпатичная, – констатировала средняя голова. Правая кивнула, подтверждая эти слова, а левая высунула раздвоенный язык и распустила слюни. Ахтармерз стукнул по ней крылом, призывая вести себя прилично, а Сеня захохотал.

– Нет, я еще понимаю, почему нам с пьяных глаз глюки мерещатся, но с Горынычем-то что? – изумился он. – Слушай, Лориэль, тут с едой все в порядке? Галлюциногенов нам никаких не подмешивают?

– Да нет у вас никаких видений, – заявил эльф и, пытаясь сохранить равновесие, удержавшись за край тарелки, провалился рукой по самое плечо в какую-то приправу. Не обратив на это никакого внимания, Лориэль продолжил:

– Я эту корову тут уже пару раз видел. Только она без седла тогда была. Помню, в медовый месяц… – Эльф запнулся. – А-а, провались оно все пропадом в гномьи шахты! – И, мотнув головой, со звоном стукнулся лбом о золотой бокал Рабиновича.

– Э-э, брат, да тебя развезло! – констатировал Сеня и аккуратненько, за шкирку, выдернув Лориэля из приправы, посадил его в тарелку с фруктами. – Ты давай-ка придержи коней. А то потом нас домой не сможешь отправить.

– Я не смогу?! – пьяным голосом переспросил эльф. – Да я вас сейчас…

– Ну-ну, утихомирься. Мы еще не все выпили, – осадил его омоновец.

– Точно. Налейте мне еще, – потребовал маленький пьяница и, потянувшись за своим миниатюрным бокалом, плюхнулся на кусок жареного мяса. – Так. Закуска уже есть, теперь…