Сэм видел перед собой рельсы, которые сверкали на солнце, словно брошенная на пол извивающаяся лента, но при этом лихорадочно дрожащая, поскольку он бежал вниз по склону, перепрыгивая через пни, и учащенно дышал. Солнце палило немилосердно. Сэму казалось, что он плывет сквозь густое облако мошек или бабочек. То и дело он задевал разбитыми ногами за пень или торчащий из земли корень, однако сила притяжения неумолимо тянула его вниз, не давая остановиться.

Внезапно он услышал звук выстрела.

Показалась первая собака. Доберман, молодой и холеный, прекрасное животное, которое шло по следу Сэма, уткнувшись носом в землю.

Увидев Эрла, собака, не медля ни секунды, перешла от преследования к нападению. Она бросилась на Эрла с нечеловеческой яростью, оскалив клыки, исторгнув из пасти рычание, наполненное чистым безумством. С налитыми кровью глазами доберман прыгнул, и Эрл убил его прямо в воздухе, с бедра, одним выстрелом. Пуля пробила гортань и вышибла мозги через относительно тонкие задние кости черепа. Красивое животное скончалось мгновенно. Собака рухнула на землю бесформенной кучей.

Пуля выбила комок земли рядом с Эрлом – фонтанчик большой энергии. Это выстрелил один из помощников шерифа.

Передернув рычаг затвора, Эрл выбросил стреляную гильзу и встал на колено за деревом. Глупый мальчишка выбежал вперед, проверяя, попал ли. Эрл навел мушку ему в грудь и уже готов был нажать на спусковой крючок, но в самый последний момент чуть повел ствол вниз и выстрелил помощнику шерифа под ноги. Увидев взметнувшийся рядом гейзер, мальчишка распластался на земле, выронив ружье; а если второй помощник и целился в беглеца, то после прицельного выстрела и он счел за лучшее укрыться.

Но Эрл ничего этого не видел.

Как раз в это мгновение, прежде чем он успел закрыть затвор, досылая в патронник новый патрон, на него набросилась вторая собака. Развернувшись, Эрл изо всех сил ударил ее в морду прикладом. Животное дернуло головой, жалобно взвизгнув. Но тотчас же следом за ней на Эрла прыгнула третья собака, и Эрл ощутил острые клыки, разрывающие рубашку у него на груди и тянущиеся к горлу. Есть что-то жуткое в том самозабвении, с каким сражается животное; оно не ведает сомнений и колебаний, а страх лишь вбрасывает в его кровь заряд адреналина, так что сила мышц утраивается, а бешеная ярость учетверяется. Однако собаке никак не удавалось добраться до мягкой плоти горла, потому что Эрл прикрыл его, опустив подбородок. Выхватив нож, Эрл по самую рукоятку вонзил его собаке в грудь.

Та заскулила от боли, и Эрл понял, что рана смертельна. Тем не менее доберман собрал последние силы и снова бросился на него.

Но к этому времени Эрл успел перезарядить ружье и выстрелил. Его выстрел навскидку попал собаке в брюхо, и она рухнула на землю. Не в силах видеть страдания такого храброго и красивого животного, Эрл снова передернул затвор и прикончил собаку выстрелом в голову.

Вторая собака, оправившись от удара, бросилась на Эрла и сомкнула челюсти у него на запястье, лишив его возможности стрелять. Вся левая рука онемела от боли. Перехватив ружье в правую руку, Эрл размозжил ей голову. Собака обмякла. Подняв ружье над головой, Эрл со всего размаху еще раз опустил его на череп животного, и что-то хрустнуло. Собака затихла.

Эрл уселся на землю, облизывая кровь с десятка рваных ран. Кровь капала со лба, струилась по лицу, окрасила темным пятном рубашку, стекала по рукам до ладоней, делая их такими скользкими и липкими, что он с трудом мог держать карабин. Эрл старался не смотреть на изуродованные трупы животных. Казалось, случившееся наложило на все предприятие проклятие. Убить какое-то красивое и умное существо только потому, что оно делало то, чему обучено, – что ж, здесь нечем было гордиться.