– Узнаешь, сразу узнаешь, эсоров все узнают, – оборванец почти открыто смеялся надо мной. Этаби поднял огромные ручищи – мужчинку сдуло, словно унесло ветром.

Эсора я действительно узнал – трудно не выделить из толпы человека с тюрбаном на голове и одетого не в тунику или плащ, как все хетты, а в халат. Первая ассоциация была с цыганами, второе, что пришло на ум – барыга. Эсору было порядка пятидесяти лет – тёмное смуглое лицо было в морщинах, жидкая белая борода делала его похожим на козла. Было в этом человеке что-то отталкивающее, словно он обыграл тебя в напёрсток и откровенно глумится.

Эсор сидел на камне у входа в рынок: на грубо сколоченном столе валялись вытесанные фигурки из камня, одна из которых привлекла моё внимание. Фигурка явно была женская – красной краски у эсора не нашлось, волосы были подкрашены кровью. Покачиваясь на своём камне, старик напевал под нос – полуприкрытые глаза зорко следили за всеми вокруг. Подойдя к эсору, вытащил сикль:

– Поменять на ше? – мгновенно оживился козлобородый. От его расслабленности не осталось следа – теперь он напоминал кошку перед броском. Глаза буквально отсканировали меня и расширились, задержавшись на фигуре хуррита.

– Поменяй, – выхватив сикль из моих рук, эсор проверил её на зуб, после плюнув, растёр о полу халата. Монета буквально испарилась, я не успел заметить куда он спрятал. Вместо неё, из необъятных просторов засаленного халата на свет появилась стопочка медных ше.

Пересчитав ше, поднял глаза на эсора:

– Этого мало, – меняла выдал мне восемнадцать монеток, хотя в одном сикле минимум двадцать. Курс обмена был плавающий, Саленко по моей просьбе это выяснял. За один сикль давали двадцать два – двадцать три ше.

– Сикль больше не стоит, – голос эсора завораживал, мягкий, вкрадчивый и душевный. Так делали цыганки на вокзалах: заговаривали зубы и отнимали последнее.

– Верни мой сикль, – отодвинул стопку ше.

– Ты не из этих мест, – я различил угрозу в голосе эсора. Боковым зрением заметил, как несколько человек направилось к нам.

– Этаби, – хуррит понял с полуслова: загородив подход ко мне, он скрестил руки на груди. «Вышибалы» трезво оценили шансы, мускулы кузнеца бугрились как натянутые канаты. Оценил ситуацию и эсор, выудив из глубин своего халата три монетки.

– Это из уважения к твоему воину, не встречал среди хеттов таких могучих.

– Почему вас все не любят? – на мой вопрос эсор усмехнулся:

– Не любят, но без нас не могут.

– Что вы за племя? – Слово народ я не смог произнести, старик производил неприятное впечатление.

– Мы те, кто везде. Приносим знания, но нас не любят, боятся и без нас не могут, – козлобородого понесло. Его подручные, убедившись, что контакт наладился, довольные вернулись к прерванной беседе – речь шла о Инанне. Причём эти ребята были её явными почитателями. Посетителей на рынке было мало – редкие мужчины проходили мимо нас, одарив неприязненным взглядом.

– Видишь, как они смотрят? – эсора, похоже, не очень заботили взгляды местных. – Но когда надо узнать о судьбе, одолжить ше или сикль – они идут к нам. Мы умнее, мы живём лучше – поэтому они нас не любят. Но ты не из этих мест, ты не хетт, я видел таких светлых, как ты, они поклонялись солнцу.

– Мы уходим, – забрав свои двадцать один ше, потерял желание к общению с этим типом.

– Ты ещё придёшь, – захихикал старикашка, – у тебя есть вопросы, у меня есть ответы. Один ответ – один ше.

«Мразь ростовщическая, тварина, задушить бы тебя там же», – сыпал мыслено эпитетами и угрозами. Но кое в чём старик был прав – у меня были вопросы, но задавать их ему я не хотел.