И вот теперь настало чёрное время, Агафья сама в деревню пришла. Всё такая же стройная да красивая. С длинными косами цвета воронова крыла да пухлыми коралловыми губами, которые так любил целовать Никодим. Только глаза её изумрудные поменяли свой цвет на янтарный. Словно пламя души непокорное взвилось в них и не спешит опадать.

 Еле сдержал Никодим первый порыв души своей. Кинуться в ножки ей стройные да молить слёзно прощение. Удержала его лишь смешливая русая девка. Юркая птичка Беляночка. Дочерь родимая да единственная. А теперь вот она! В душе верно хранимая. Грохотом в сердце воспетая. Ничейная желанная женщина. Жаром обдало тело и чресла вдовца, давно не помнящего нежных ласк. В ушах зашумела, забухала бурлящая кровь. А он шёл за ней шаг в шаг, хмуро понурив кудлатую голову, и клял себя за проклятую трусость. Только сейчас он осознал в полной мере, что любил её всю свою жизнь. Ждал и лелеял мечту о чувственной встрече. Не давал себе в ожидании совсем упасть духом. Хотя пасть духом нормально. Главное – суметь снова обрести себя. А сделать это можно только, если понять случившееся, смириться с ним и принять.

 Он осознал всё и принял.

 Его любовь к ней напоминала океан. Такая же безбрежная и необъятная. Даже когда на поверхности бушевала масса страстей, в глубине души, под толщей чувств она всё так же оставалась непоколебимой. И чем сильнее хотел позабыть Агафью, тем глубже он погружался в эту отвергнутую нечаянно любовь и тем плотнее она стискивала его своими тёплыми водами, будто лаская в объятиях.

 Болото закончилось неожиданно. И Агафья шустро юркнула за стволы. Поднажал и вдовец, боясь потерять ту из виду. Без неё назад не попасть. Да и не время сейчас отставать. В лесу бродит безжалостный враг.

***

 Лес жил своей жизнью. Трещали птицы, вороша зелёный покров высоких пихт. Где-то вдалеке ухал филин, отбивал дробь пёстрый дятел. Запах мокрой хвои будоражил чувственность, сводил сума, завораживал. Крякнул Никодим, замялся и принялся дергать себя за ус, все сильнее нервничая.

 Обернулась Агафья на обидчика своего долгожданного, и сердце предательски сжалось. В памяти всплыли моменты экстаза, когда, качаясь на волнах эйфории, она всецело отдавалась крепким рукам. Глаза женщины влажно блеснули. Истаяла уж давно обида в душе, рассыпалась в прах, ушла в небытие. Лишь страсть и желание не хотели покидать её сердце, с каждым годом укореняясь всё прочнее и глубже. Сколько раз она мечтала взглянуть в его синие очи, ощутить пряный вкус его губ, упасть в его ласковые объятия.

– Как же долго ты шёл, Никодим, – прошептала Агафья, не поднимая на него глаз.

– Да ты что, баба, рехнулась. Я же шаг в шаг за тобой…

– Да не о том я сейчас, – подняла она взор, и его окатило волной понимания.

– Агафья, – шагнул он к ней, не веря себе. Шутит ли? Издевается? – Смею ли я…

– Смеешь ли? – усмехнулась Агафья печально и прижала мужчину к шершавому стволу. – Тогда ты не спрашивал… – прильнула она к его напряженному телу.

– Тогда я был молод и глуп.

– А сейчас?

– А сейчас виноват и покорен.

– Хочешь ли?

– Безумно…

– Любишь ли?

– Безмерно. Но простишь ли меня?

– Попытайся…

 Слов больше не требовалось, и забывшие ласку уста слились в сказочном поцелуе.

 Миг откровения был грубо прерван громким треском сминаемых сучьев. Агафья отпрянула, неохотно отпуская внезапное долгожданное счастье, и торопливо сунула руку за пазуху.

 Непонимающим взглядом осоловелых глаз смотрел на неё Никодим, а чресла его сводили сладкие муки.

– Не время сейчас, Никодим. Приди же в себя, – придвинувшись ближе, шепнула Агафья. – Ты стой и смотри, я сама всё.