– Может мне кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

Маркус с мешком уже проталкивался сквозь толпу. Жак схватил Генриха за рукав и потянул следом, объясняя на ходу:

– Эльза обещала, в честь Рождества и по дружбе, за мешок еды ублажить нас как мужчин.

Генрих оторопел. Какая-то холодная слабость возникла в голове и спустилась по позвоночнику к ногам, делая их ватными.

Эльза, дочь хозяина корчмы Вильгельма Бретца, была неотъемлемой частью их дружной шайки. Её взяли в компанию за боевитый характер и простоту общения. Относились к девочке как к другу. Вернее, теперь относились. В начале знакомства её скорее опекали. Девочка была старше мальчишек, а девочки всегда взрослеют раньше, но её старались защищать, как должны защищать девочку настоящие рыцари. Однако, обладая боевым характером, она вскоре доказала свое равное положение. После нескольких удачных налетов на окрестные сады и победоносной драки с мальчишками из еврейской общины, Эльза перешла в разряд «свой парень», коим и числилась до сих пор. Или уже не числилась? Генрих совсем запутался. В последние несколько лет Эльза не показывалась в компании. Она стала совсем взрослой. При встрече приветствовали друг друга, даже общались, но собрания на задних дворах девушка посещать перестала. Забот у неё прибавилось. Эльза помогала отцу, содержащему корчму и рано овдовевшему, вести хозяйство.

Тем временем, толпа на площади не расходилась, на подмостках стали выступать приезжие жонглёры. Потом обещали пьесу. Возле лавок с едой толпились кучки проголодавшихся, а может, просто желающих порадовать себя или близких долгожданным после поста угощением. По стайке младшей детворы можно было безошибочно определить лавку с игрушками. Генрих засмотрелся на рождественскую идиллию и, не заметив, столкнулся с девочкой лет двенадцати, стоявшей рядом с матерью. По одежде можно было определить, что семья не бедствует. На девочке был надет яркий кафтанчик из гобелена и бархатный берет. На женщине – платье–роб9 и рысья жилетка, на голове – горж10 со шлейфом. И мать и дочка оказались блондинками. Но если женщина была какая-то бесцветная, с бледной кожей, волосами цвета соломы, водянистыми серыми глазами и почти незаметными бровями, то лицо девочки иначе как ангельским назвать было трудно. На курносом лице в обрамлении золотых кудряшек ярко сияли синие глаза и коралловые губы. Мать грозно посмотрела на налетевшего мальчика. Девочка же ничуть не разозлилась, даже улыбнулась:

– Меня Катарина зовут. Мы недавно в этот город переехали.

Генрих покраснел. С ним не часто заговаривали ангелы. Он сразу не смог ничего сказать. Сказала мать девочки:

– Катарина, девочке неприлично на улице первой заговаривать с незнакомцами!

– А я и пытаюсь познакомиться. Как же он перестанет быть незнакомцем, если мы не познакомимся?

Жак, уже отбежавший на изрядное расстояние, заметил, что Генрих не следует за ним, вернулся, крепко схватил друга за руку и снова потянул с площади:

– Побежали. Эльза весь день ждать не будет.

На окраине площади народу было не очень много, и друзья перешли на бег. Оглянувшись на ходу, Генрих крикнул девочке:

– Меня Генрих зовут. Генрих Крамер.

Катарина помахала ему рукой вслед.

Мальчишки уже добежали до улицы Бычков. Там, опустив мешок на мостовую, ждал Маркус. Поднимая ношу на плечо, парень поинтересовался:

– Генрих, ты теперь с ведьмами водишься?

– С какими ведьмами? – не понял Крамер.

В разговор вступил Жак. Ему захотелось первым выдать интересную информацию:

– Эти, с которыми ты разговаривал – Эленча фон Штетенкорн и дочка ее Катарина. Они колдуньи.