– Мирами… – ответил я сейчас и коснулся губами мочки ее уха. Нежного, как первые цветы теплого полуцикла. С таким же легким пушком, как на их лепестках. Она показала, что мы продолжаем быть вместе, а я воспользовался этим шансом. Все так же, как и прежде. И это делало меня счастливым.
– Ждала тебя, Тиа-ра.
– Спешил к тебе, Миа-ку. Она всегда немного сердилась, когда я передразнивал ее манеру терять «я» и при каждой фразе повторять имя собеседника, но каждый раз не мог отказать себе в искушении. Только для того, чтобы в следующее мгновение еще раз коснуться ее уха, извиняясь.
Она немного помолчала и спросила:
– Стоит волноваться?
Вряд ли это касалось чего-то конкретного. Скорее – всего вообще. Всего, в чем мы сейчас находились.
– Нет, все хорошо, – ответил я.
Моего небогатого опыта в общении с женщинами хватало, чтобы понять: говорить о катастрофах им следовало в последнюю очередь. Не более, чем за секунду до того, как забросить на плечо и утащить в безопасное место.
– Хорошо… – сказала она, но, кажется, не поверила.
Миа-ку умна, а я совсем не умею обманывать.
– Ты знаешь, Конструкта больше нет. Но в жизни многих его как бы и не было… Кажется, ничем серьезным нам это не угрожает, – сгладил я собственную ложь.
– Хорошо, – снова ответила она. – Волновалась о тебе просто, Тиа-ра…
– Нет причин, – улыбнулся я и снова коснулся ее губами.
Миа-ку улыбнулась в ответ. Я почувствовал это по тому, как напряглась ее щека, касающаяся моей щеки. Ее кожа – нежная, слегка бархатистая. Моя – жесткая, прокаленная солнцем, загрубевшая от встречного ветра. Мне иногда кажется, что одно только прикосновение – вот так щека к щеке – может доставить Миа-ку боль. Но не касаться ее не могу.
– С Тами-ра все хорошо? – спрашиваю у нее.
– Да. Да, хорошо все.
– Какой он сейчас?
– Он… Умный. Умный и взрослый. От этого даже страшно иногда, – сказала Миа-ку, чуть смутившись.
– Страшно? Что ж тут страшного? Ты должна гордиться им.
– Горжусь. Горжусь им, Тиа-ра. Просто… Раньше заботиться о нем легко было. Сложно, но легко. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул я.
– Он был МОЙ. Полностью мой, Тиа-ра. Теперь с ним проще, но сложнее. Он знает, чего хочет, куда хочет. Он уже не такой мой, как раньше.
– Понимаю, – еще раз говорю и искренне надеюсь, что понимаю.
– Наступит время, когда встретимся с ним в проходе. Улыбнется, кивнет и пойдет дальше. Перестанет быть моим совсем.
– Это будет нескоро, – касаюсь ее руки. – Он еще совсем новая жизнь.
– Может, и нескоро… А может, быстрее, чем мы думаем. Но чувствую это уже сейчас. Понимаешь, Тиа-ра? Важно не то, что будет не моим, а то, что прямо сейчас он становится не моим. День за днем. Смотрю, как он становится взрослее и умнее, – чувствую это. И мне страшно.
Я не нашел, что ответить, и просто обнял Миа-ку за плечи. Не знаю, понимал ли я ее сейчас. Наверное, нет. У мужчин все иначе. Взросление мальчика – долгий-долгий путь от матери к отцу, но никак не наоборот.
Тихо. Нежно. Рассеянный свет и приглушенные звуки откуда-то из проходов и общих залов. Совсем рядом с аркой прошлепали по глиняному полу босые детские ноги. Не Тами-ра – какая-то другая новая жизнь.
Как и всегда, в умме Миа-ку пахло травами. Множеством разных трав в невероятных пропорциях и смешениях.
Было бы хорошо оставить все вот так. Выпить этот момент до дна и попрощаться. Но не выходит. Миа-ку – болезненно честная, а я пользуюсь этим неразумно.
В какой-то момент тишина наших объятий перестает быть умиротворенной. В ней появляются нотки напряжения и недосказанности. Я это чувствую очень хорошо, ведь так бывает нередко.