– Вкусную, – ответил Ратибор. – Как я здесь оказался?

Комбайн со звоном выдвинул из своего нутра поднос, заставленный яствами, рассчитанными на две персоны. Здесь были маринованные грибы – рыжики, вареные раки, вареники, жареная брюква, гренки и высокие бокалы с янтарным напитком – единственной вещью, которой не знал Ратибор.

– Русская кухня… – пробормотал он, глотая слюну. – Дань вежливости? Сто лет не ел раков…

– Я русский, – пожал плечами Грехов, углубляясь в трапезу. – Имя – дань дружбы отца с одним французом. А вообще-то дерево предков я помню до ста шестидесятого поколения, на три с половиной тысячи лет назад.

Ратибор поперхнулся: он дегустировал напиток.

– Ты сказал – помню? Простите…

Грехов кивнул.

– У меня абсолютная память, в том числе и родовая, наследственная. Я помню все, что со мной было, вплоть до момента рождения.

– Но это же… страшно! – Ратибор во все глаза смотрел на проконсула. – Как можно жить, ничего не забывая?

Хозяин поднял на гостя мрачноватый взгляд, глаза его, почти полностью занятые зрачками, казались бездонными.

– Ты хотел добавить: и не свихнуться при этом? Я живу. Пей, пей, это клюквенный мед: в прокипяченный с водой мед добавляется клюквенный сок, гвоздика, корица и дрожжи. Смесь пьется охлажденной через два дня. Как на вкус?

– Странно… и приятно… как у Грина: улей и сад.

У глаз Грехова собрались веселые морщинки, однако иронизировать он не стал, добавил только:

– Рецепт старый, приготовление мое. Рекомендую отведать вареников, это старорусские, рецепту две тысячи лет.

Но Ратибора не нужно было уговаривать есть, его аппетит не нуждался в рекламе предлагаемых блюд.

Через двадцать минут он отодвинулся от стола, чувствуя непривычную приятную тяжесть в животе и легкую эйфорию – то ли от меда, то ли от приступа слабости. Грехов сделал чай с брусникой и чабрецом, и они еще некоторое время неторопливо прихлебывали душистый и вкусный напиток. Потом Ратибор вспомнил свое пробуждение и повторил вопрос:

– И все же, как я здесь оказался? Ваших рук дело? Как вы меня выдернули из Конструктора?

Грехов покачал головой.

– Я только договорился с Сеятелем, чтобы он доставил тебя сюда. Честно говоря, надежды было мало, но ты на удивление цепкий парень, хотя, на мой взгляд, чуть более эмоционален, чем требуется мужчине.

– У меня о себе другое мнение. Значит, спас меня…

– Серый призрак, я называю его Сеятелем, хотя это имя уже не соответствует его деятельности. По сути, ты его должник, как и я.

– Говорят, призраки сидят в Системе…

– Не только они, но и роиды, и К-мигранты, и еще какие-то гости, с которыми земляне еще не сталкивались в космосе. Конструктор – явление интергалактическое, метаглобальное, и о его вторжении известно многим, в том числе и таким существам, которых мы не знаем.

– Я понял так, что положение аховое.

Грехов прищурился, отрицательно качнул головой.

– Это по мнению совета. На самом деле катастрофы не будет. Кстати, я совсем недавно узнал этимологию этого слова: оказывается, оно образовано от народного «костовстреха». А положение таково, что если строители успеют смонтировать дредноуты – я имею в виду вакуумные резонаторы в «ничейной полосе» – и откроют огонь, то Конструктор будет травмирован еще больше и вряд ли выкарабкается из глубокой депрессии и беспамятства. Он до сих пор не может прийти в себя после пробоя «ложного вакуума», отделяющего «пузыри» вселенных друг от друга, хотя и пытается проанализировать свое положение и определить, куда он попал. Ты слышал об исследовании, которое он устроил с людьми?