И вот мы едем в одной машине, а я всё убеждаю себя в том, что нужно просто подождать. Еще немного, совсем чуть-чуть. Три или четыре месяца, не больше. Этого времени хватит, чтобы резонанс трагедии сошел на нет и я смог нормально подать на развод. Чтобы никто не сказал потом – ужас, какой он подлец, мерзавец! Бросить жену в такой момент!

Никто этого не поймёт.

Встряхиваюсь, отгоняя вязкий, неумолимый сон и громко выдыхаю, бегло оглядывая Аню.

Спит всю дорогу и как же я этому рад. Не говорит ни слова, не ёрзает на сиденье, не молчит, грустно и задумчиво глядя куда-то вдаль, не вымаливает немо у меня утешенья и внимания, не включает эти сопливые песенки, под которые хочется взять и повеситься. В общем, нисколько не раздражает. Пусть давит на массу хоть до самой границы, я не против.

А вот мне спать нельзя. Наоборот – нужно взбодриться.

Открываю третий подряд энергетик, залпом осушаю чуть больше половины банки и, протерев сонные глаза, концентрируюсь на дороге.

Интересно, сколько продержатся Алышка с Диной? Три года, пять лет, десять? Нет, я ни в коем случае им этого не желаю, но ведь все расстаются – это часть жизни. И чем раньше ты поймешь, что пора оставить прежнее позади и взять курс к новым берегам, тем меньше времени потратишь впустую. Звучит цинично, но порой именно циничность и является нашим главным двигателем на пути к успеху.

История, конечно, помнит людей, любивших друг друга до самой смерти и умерших в один день чуть ли не держась за руки, но это редкие, РЕДЧАЙШИЕ исключения.

Что тут попишешь? Таков удел Человека Развивающегося, так мы устроены – всегда ищем что-то лучше, сравниваем, стремимся к счастью.

Когда проезжаем Темирлик, Аня просыпается. Глухо стонет, широко открывает глаза и резко подскакивает вперед. Я игнорирую происходящее, стараясь не отвлекаться от дороги.

Сглазил.

Сумерки сгущаются, свет фар, расстилающийся перед нами, становится четким и глубоким.

В зеркале заднего вида едут несколько фур. Вдалеке по встречной полосе мчится легковушка, с переключающимся светом фар с дальнего на ближний. По правой стороне, извиваясь, проносятся силуэты приземистых холмов и одиноких деревьев, прячущихся в пучине надвигающейся ночи; мелькают редкие дорожные знаки на обочине.

Аня все не отдышится. Демонстративно роется в бардачке, высматривает что-то под сиденьем, пытаясь обратить на себя моё внимание.

– Что ты ищешь? – с безразличием спрашиваю я, не отводя глаз от дороги.

– Воду, – выпрямляя спинку кресла, устало отвечает Аня.

Вода лежит в заднем кармашке её кресла и вскоре она, наконец, находит её.

– Страшный сон приснился, – оправдывается Аня, причмокивая газировкой.

Наплевать мне, что ей там приснилось. Надеюсь, она не собирается мне об этом рассказывать?

– Я гуляла по широкой поляне…

О нет, только не это.

– …Хорошая погода стояла, светило солнце, я была спокойна и счастлива. Но знаешь… вдруг становится темно, холодно… И эта девочка появляется… Странная такая…

Аня, заткнись, я прошу тебя!

– Она кого-то ищет, ей плохо. Мне нужно подойти поближе, чтобы помочь, но что-то не пускает меня. Я смотрю вниз и вижу, как стебли травы и растений, корни деревьев, рвутся из-под земли и обвивают меня, сжимают ступни, ползут вверх – к коленям, бедрам. Я прирастаю к земле, представляешь?

Мне это не интересно! Неужели непонятно?

– …Хочу вырваться, но у меня ничего не получается. А потом появляется это существо… Страшное. Переливается разными цветами, меняется – становится то пузырем, то чем-то похожим на куст и всё шипит. Глаз у него нет и в то же время они везде – словно тело его и состоит из одних лишь глаз! Оно хватает девочку и…