Причем тут я чувствовал себя как в нормальной жизни. Звенели птички, вино лилось в стаканы, ощущения, что мои ботинки до сих пор стоят у Андрюхи в прихожей, не было никакого. Я чухнул насчет собаки: не погуляю вовремя – буду лужу потом с линолеума стирать. Но этот Спириус меня успокоил – сутки в Баркиде равняются, как и повсюду в Мидгарде, одному часу двадцати минутам в Реальности. И наоборот. День в реале – час тут. Удобную религию они тут себе придумали! Это что же – полноценная вторая жизнь получается? Меня было разохотило в море искупаться пойти, да вовремя одумался – не по тому поводу мы тут собрались. У Андрюхи жена с дочкой пропали, а я загорать надумал. Э-э-эх, говорил я ему – не связывайся с этой куклой, да все напрасно. Хотя это к делу не пришьешь, какая-никакая, а искать все одно придется. Да и Аринку жалко. Хорошая девчонка растет. Самостоятельная. Может, даже слишком. Андрюха меж тем фишку рубил до конца. Он это дело все спокойненько выслушал, а потом спросил Спириуса:

– Все, рассказанное вами, конечно, очень интересно, но не могли бы мы поближе подойти к вопросу исчезновения моей семьи?

Голова-мужик, что и говорить. Настоящий коммерс. Надо будет – собаку одним ходом сделает. Спириус помялся, состроил рожу, будто лимон без сахара целиком спорол, и ответил совершенно не в цвет:

– Вы правы, это, так сказать, была необходимая прелюдия. Теперь можно поговорить о Кезоне.

Какой Кезон? Его же русско-баркидским языком про семью спрашивают, а он о каком-то Кезоне лепит. Но я перебивать не стал, нацедил себе вина до краев чашки и приготовился слушать.

Летопись Кезона. Обоснованная ксенофобия

Очнувшись в своей трехкомнатной квартире на проспекте Фрунзе, он нашел свое тело в очень печальном состоянии. Критическая стадия обезвоживания, не говоря уж о менее страшных, но весьма отвратительных гигиенических моментах. Остаток дня Кезон приводил себя в порядок. Отпаивался, насыщался, спал. По расчетам, всего получилось около четырех суток отлучки из Реальности. Хорошо, что при нахождении в Мидгарде все физиологические процессы замедлялись. Иначе можно было бы и не дотянуть до возвращения. Через пару часов, пошатываясь, он смог дойти до мусоропровода и выкинуть испорченные продукты и одежду. У него как у опытного Игрока всегда существовал запас всякой быстрорастворимой еды на такой случай. Не торопясь, методично исследовал обе свои двери на предмет проникновения посторонних – ответ отрицательный. Проверил свои ловушки-маркеры внутри квартиры, которые он всегда оставлял, чтобы понять, заходил ли кто-нибудь к нему в жилище за время отсутствия, – тот же результат. Один комплект ключей он отдал Кораксу, второй находился у родителей. Родители жили в Иваново. Это, конечно, сотня километров, но все равно – на этой планете. Если нет доступа к одному комплекту, можно попытаться заполучить другой.

Сам факт, что его не хватились и никто не попытался о нем позаботиться, уже говорил о многом. Фактически обо всем. Он стал изгоем и там, и тут. Кезон размышлял о причинах и не мог их найти. Насколько должны были озвереть его друзья, чтобы приговорить его физическое тело в Реальности к гибели? Были победы, были поражения, но чтобы Игроков жестко и безапелляционно приговаривали к медленной смерти по естественным причинам – такого не случалось никогда. Что-то произошло. Кезон закрылся на все щеколды, зарядил помповый «ижак». Он пил, ел и напряженно думал. Свет в квартире не зажигал. Его по-прежнему здесь не было. Никто не должен знать, что он вернулся. По крайней мере до завтрашнего дня. Кезон вынул из ушей наушники, отложил плеер и вновь забылся в тревожном сне.