– Шпионы предупредят его за два дня до того, как мы на это решимся, – ответил Юсиф.

– Знаю. Единственная надежда – что вам удастся вонзить ему или Эль-Мюриду нож в спину.

– Мы пытались, – проворчал Фуад.

– Пытайтесь дальше. С каждым днем мы понемногу отступаем. Они нас изматывают. Пока Абуд воспринимает происходящее как некую стычку между Юсифом и Эль-Мюридом, не понимая, что война может затопить все королевство, нам ничего не остается, кроме как держаться. И – молиться, что они совершат какую-нибудь роковую глупость раньше нас.

– Как идут дела с твоей монографией, Мегелин? – спросил Юсиф.

Именно незаконченная монография стала для Радетика поводом остаться. Покраснев и сжав плечо Гаруна, он ответил:

– Дьявольски медленно. Война постоянно мешает. Едва остается время преподавать, не говоря уже о том, чтобы писать.

Со временем Радетик стал кем-то намного большим, чем просто наставником. В каком-то смысле он занял властное положение за спиной валига. Юсиф все чаще обращался к нему за советами и все чаще им следовал.

Эль-Мюрид признал новую значимость Радетика в недавней проповеди, назвав его одним из тринадцати баронов ада на земле, приспешников зла, которых оно послало, чтобы надругаться над правоверными. Мегелин удивился, узнав о своем знатном титуле, – он думал, что его больше заслуживает Юсиф.

Радетик воплощал в жизнь политику Юсифа без особой спешки, давая валигу набраться сил и выиграть время. Он надеялся, что к Абуду наконец вернется здравомыслие или что Насеф собственными поступками сам обречет себя на поражение.

Он писал бесчисленные предостерегающие письма с печатью Юсифа всем, кто был близок к Абуду. Ему удалось найти нескольких сочувствующих, но кронпринц Фарид был единственным, кто мог хоть как-то повлиять на политику короля.

Юный Гарун взрослел, хотя скорее умственно, чем физически. Его отец начал опасаться, что он станет самым мелким в семье. Мегелин утешал его, замечая, что к некоторым пора расцвета приходит поздно. Он перестал делать вид, будто обучает кого-то еще, – у него больше не оставалось времени убеждать и нянчить более упрямых сыновей и племянников Юсифа. Сосредоточившись на одном Гаруне, он не приобрел новых друзей – ни когда отвлекал мальчика от регулярных шагунских занятий и прочих дел, беря его с собой в ботанические и геологические полевые вылазки, ни когда честно отвечал на вопросы о талантах других детей.

Кроме Юсифа и Гаруна, у Мегелина имелся в Эль-Асваде лишь один настоящий друг – его телохранитель Муамар, которому вылазки на природу и всевозможные исследования нравились даже больше, чем Гаруну. Для него это была словно игра – старый воин достиг того возраста, когда легче справляться с вызовами для ума, чем для тела. И в решение всевозможных загадок он вкладывал куда больше души, чем молодежь.

На четвертый год мятежники совершили небольшую ошибку. Фуад вернулся с триумфом, поймав в ловушку и убив почти три сотни мародеров. Победа гарантировала передышку от проделок партизанских групп. Юсиф объявил празднество в честь брата. Женщин позвали из их жилищ, чтобы танцевали для гостей. Юсиф, Фуад и большинство капитанов привели любимых жен. Зал наполнился музыкой канунов, удов, дарбуки и цимбал. Радетику она показалась чересчур резкой, грубой и нестройной.

Повсюду слышался смех. Даже Радетик рискнул рассказать несколько анекдотов, но слушатели их не понимали, предпочитая длинные, полные подробностей истории о негодяях, наставлявших рога напыщенным мужьям, и глупцах, веривших всему, что говорили их жены и дочери. Вина́, которое могло бы приукрасить веселье, не было, но в воздухе чувствовался аромат дурманящего дыма, доносившийся из специальных жаровен.