Поняв, что кнутом (образно, сугубо образно – Зелинского в отделении не били) им ничего добиться не удастся, оперативники пошли на хитрость и показали Зелинскому условный «пряник».

– У нас тут труп на улице третий час лежит, нас дожидается, а мы с тобой возимся из-за какого-то с…го кольца! – сказал Зелинскому тот, что был постарше. – Пойми, доктор, что нам этот геморрой не нужен, а тебе – тем более. Но остается старуха, у которой ты кольцо украл, а оно ей от ее прабабки досталось. Это память о человеке, а не просто цацка-бирюлька. Старуха не успокоится, пока его обратно не получит, будет жалобы писать во все инстанции и на тебя, и на нас. Так что разумнее будет решить дело миром. Предлагаю следующее. Я сейчас на твоих глазах рву заявление потерпевшей и все протоколы, касающиеся твоего дела, после чего ты отдаешь мне кольцо, чтобы я вернул его потерпевшей. И все мы расстаемся довольными и счастливыми. Я еду возвращать кольцо потерпевшей, а ты со своими подельниками топаете домой.

И ведь не обманул – порвал на глазах у Зелинского какие-то бумажки. После этого Зелинский в сопровождении группы товарищей, среди которых было и двое понятых, прошел к стоящей во дворе машине, извлек из-за обивки украденное кольцо и передал его старшему оперативнику.

– Молодец! – похвалил оперативник и спросил: – Как оформлять будем? Раз уж ты пошел нам навстречу, то и я собачиться не стану. Оформлю как добровольную выдачу, улавливаешь разницу? Суд это учтет.

– Зачем оформлять?! – удивился Зелинский. – Какой суд?! Вы же сказали: «Отдашь кольцо и иди домой».

– Такой большой, – усмехнулся оперативник, – воровать научился, а в сказки все еще веришь. Это суд будет решать, куда тебе идти, домой или на зону…

Домой Зелинский вернулся через два года. Кольцо оказалось старинным, дорогим, да и на суде он вел себя вызывающе. Оперативников назвал «аферистами», следователя «дебилом», а судье посоветовал «не раздувать щеки, а пошевелить мозгами». Вел бы себя хорошо, получил бы условно – как-никак первая кража, добровольная выдача, хорошая характеристика с места работы, да и адвоката ему жена наняла хорошего. Но вышло так, как вышло – дорога дальняя, казенный дом.

Жена Зелинского проявила качества, совершенно несвойственные человеку, незнакомому с пенитенциарной системой (видимо, советчик ей попался сведущий). Договорилась о том, чтобы Зелинского отправили в близкую к Москве колонию, съездила туда вперед мужа и договорилась насчет того, чтобы его назначили в медчасть санитаром (блатное место!) и вообще чтобы не гнобили. Возила передачи, «грела» начальство, продала все, что только можно было продать, и влезла в долги по самую макушку, но устроила так, что Зелинский сидел с относительным комфортом (насколько это вообще возможно в колонии для простого «мужика») и освободился досрочно. Чувствовала себя виноватой в случившемся – надо было кошелек спрятать получше и не надо было так убиваться по поводу этих треклятых денег. На фоне последующих затрат украденные деньги выглядели мелочью, сущими копейками.

Первое, что сделал Зелинский по возвращении домой, так это подал на развод.

– Я не могу жить с тобой, – сказал он жене, опешившей от такого поступка (ждала, поддерживала-помогала, столько сил и средств потратила – и на тебе!). – Стоит мне на тебя посмотреть, как я сразу же вспоминаю все, что произошло. Ни тебе, ни мне ничего хорошего от этого не будет, так что давай расстанемся по-хорошему.

Обратно на московскую «Скорую» Зелинского не взяли. Заместитель главного врача по кадрам Сестричкин (тот еще фрукт, штучный) устроил в своем кабинете целое шоу в шекспировском духе.