Но смеяться надо было втихаря. Характер у Смирнова был добрый и покладистый, как у многих брутальных здоровяков, он спокойно реагировал на шуточки-подначки коллег, но только в том случае, если эти шуточки касались его самого. Жена Смирнова была священна и неприкосновенна. Попробуй тронь… Однажды больничный осляк (в слове нет опечатки, это новое слово, созданное мною из «осла» и «остряка») доктор Кочергин сказал Смирнову, что его жена «милая, но звезд с неба не хватает». Смирнов молча и сразу разбил Кочергину нос. Ожидать от добродушного интеллигентного Смирнова рукоприкладства, да еще и столь эффективного в своей результативности, было невозможно. Для сравнения – это все равно что увидеть Гитлера, покрытого талесом, на субботней молитве в синагоге. Теоретически допустимо, но практически быть такого не может. Главный врач поверил в то, что Смирнов мог ударить человека (да еще и коллегу!) только после того, как Смирнов сам это подтвердил – было такое дело, и еще будет с каждым в случае повторения подобных высказываний.

Повторения, разумеется, не было. Смирнов, ходивший до рукоприкладства у медсестер просто в любимцах, превратился в их кумира. Ах, какой мужчина, кто бы мог подумать…

Иногда жена приезжала к Смирнову на работу. Нет, не для того, чтобы привезти ему свежесваренного борща или свежеиспеченных пирожков, а потому что вечно теряла ключи. Надо было видеть картину их встречи… Увидев жену, Смирнов начинал светиться, будто стоваттная лампочка, устремлялся ей навстречу, не знал, куда усадить, и то и дело восклицал:

– Надо же, Лизонька! Какая радость! А мне сегодня та-а-акой вкусный тортик принесли…

И так далее, и тому подобное.

– Миша! Какие тортики! – томно упрекала жена, вечно сидевшая на диете. – Ты мне еще шоколаду предложи!

– Да! Конечно! Прости, Лизонька! – волновался Смирнов. – У меня яблочки есть! Вкусные! Сейчас принесу!..

Когда жена уходила (а надолго она никогда не задерживалась), Смирнов провожал ее до больничных ворот. Шел по терапевтическому корпусу, а затем – по больничной территории сияющий, радостный. Жену нежно придерживал своей лапищей под острый локоток. Если на пути попадалась лужа, то без слов подхватывал жену на руки и переносил через нее. Уходящей долго махал рукой вслед. Впору было подумать, что в следующий раз они встретятся через много лет, а не через несколько часов. Картина по Вознесенскому: «Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу». Трогательно до невозможности.

О показе очередного сериала с участием жены Смирнов извещал коллег как минимум за неделю. А с началом показа каждое утро искательно заглядывал всем в глаза – ну как? Понравилось? Каждую похвалу в адрес жены, даже самую скупую, Смирнов воспринимал как дар небесный – сиял, расплывался в улыбке и проникался приязнью к похвалившему. Зная эту смирновскую слабость, коллеги частенько ею пользовались в корыстных целях. Надо, к примеру, кому-то из кардиологов обменять новогоднее дежурство на обычное будничное, декабрьское или январское. Вообще-то, нулевой вариант, никаких шансов. Но если подкатиться к Смирнову и начать разговор с того, что Елизавета Александровна в последнем сериале сыграла блестяще, то можно считать, что дело в шляпе. Смирнов, вне всякого сомнения, пойдет навстречу человеку, разбирающемуся в искусстве. Просто не может не пойти.

Единственным днем в году, когда Смирнова нельзя было заставить дежурить, был день рождения его жены. Такой праздник – это святое! А если жена находилась в отъезде, Смирнов брал три дня за свой счет и мчался к ней на крыльях любви. Администрация всегда шла ему навстречу, потому что другого выхода у нее не было. Не дашь ему эти три дня, так он просто прогуляет… Махнет на все рукой и уедет к своей Лизоньке. Лучше уж уступить, опять же – у людей та-а-акая любовь.