– А после?

– При всем уважении, леди Аэлин, я не обязан вам отвечать, – хмуро напомнил он. – Поймите правильно, война навевает не самые приятные воспоминания, поэтому попрошу вас не превращать эту беседу в допрос.

Аэлин на миг осеклась: нечто в голосе Мальстена и впрямь заставило ее счесть, что она лезет не в свое дело. Потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями и снова заговорить с ним.

– Мальстен, я спрашиваю не из праздного любопытства, – мягко проговорила она, – я лишь хочу лучше узнать человека, с которым отправляюсь в путь.

– Леди Аэлин, я бы прекрасно понял ваши опасения на мой счет, если б это я пришел к вам в дом с оружием наперевес и угрожал вашим знакомым, но вышло совсем наоборот.

В сравнении с его обычной речью эту тираду он произнес чуть быстрее. Было ясно: сейчас сдержанность давалась ему не так легко, как обычно. Возможно, разозлись он чуть сильнее, начал бы цедить слова сквозь зубы.

Аэлин пристыженно отвела взгляд. Слова Мальстена были справедливы, она понимала это. Тем сложнее было справиться с занывшей в сердце обидой.

– Простите, – сухо сказала она.

Повисло молчание, растянувшееся на несколько долгих минут. Все это время Мальстен вел с самим собой ожесточенный мысленный спор. Душой он страстно хотел открыться перед Аэлин и продолжить разговор. Эта женщина была ему симпатична. И хотя он едва знал ее, отчего-то не сомневался, что встретил бы у нее понимание… будь он человеком. Но он им не был и никогда не сможет быть – именно этот аргумент использовал здравый смысл, и он был прав: стоило держать рот на замке.

Однако пудовая поступь молчания, ставшего слишком осязаемым и буквально шагавшего рядом с Аэлин Дэвери, вскоре начала невыносимо бить по ушам своей безмолвностью. Мальстен поморщился от досады и заговорил:

– Я должен извиниться. Мой ответ был слишком резок, это было неуместно.

– Так мне и надо, – пожала плечами Аэлин. Она продолжала смотреть под ноги и не желала поднимать взгляд на Мальстена. На губах появилась печальная улыбка. – Я с детства была слишком любопытной. Отец говорил, что это не доведет меня до добра.

Мальстен понял, что задел ее крепче, чем думал, и удивился тому, насколько сильно ему это не понравилось. Желание восстановить дружественный дух беседы начало становиться почти лихорадочным.

– С моей стороны было глупо забывать, что ваш род занятий не позволяет вам доверять незнакомцам, – он беззащитно улыбнулся. – Должен отметить, что доверие к незнакомцам – не самое нужное качество.

Охотница молчала, но улыбка ее перестала быть такой печальной. Мальстен продолжил с воодушевлением:

– Я также понимаю, что моя помощь, сколь бы чистосердечной она ни выглядела, кажется вам, по меньшей мере, странной, учитывая то, какие ассоциации вызывает у вас одно лишь мое имя. – Он передернул плечами. – Да, я многого о себе не рассказываю, потому что тоже не доверяю незнакомцам и не привык распространяться о своем прошлом первому встречному. Думаю, вы должны это понять.

– Понимаю, – кивнула Аэлин. Теперь ей хотелось посмотреть на Мальстена, но она сдерживала это желание, понимая, что в своих попытках наладить контакт он может поделиться хоть какими-то подробностями своей жизни. Аэлин догадывалась, что вряд ли в ближайшее время найдется более легкий способ разговорить его.

– Но спешу вас заверить: я не желаю зла ни вам, ни вашему отцу. Когда вы сказали, что после нашего разговора записей в его дневнике не появилось, я почувствовал свою ответственность за это. Война привила мне эту ответственность за людей, понимаете? Я ничего не могу поделать с ней. Грэг Дэвери, – Мальстен замялся и понадеялся, что Аэлин этого не заметила, – показался мне хорошим человеком. И вы показались. А я – все на той же войне – привык доверять своей интуиции. Каждый из нас тогда участвовал в каких-то боевых действиях, прямо или косвенно. Годы войны были тяжелыми для всех, посему я не расспрашиваю вас о дэ’Вере. И прошу от вас того же. Если вас не затруднит.