Капитан Блад – назовем его теперь полным титулом, присвоенным ему Истерлингом, – казалось, был несколько смущен оборотом дела. Как бы в замешательстве он поглядел на своих товарищей, быть может ожидая от них совета, но они ответили ему только растерянными взглядами.

– Если вы находите наши условия неприемлемыми, – сказал он наконец, – я должен предположить, что вы не желаете более заниматься этим вопросом, и нам не остается ничего другого, как распрощаться.

Такая неуверенность прозвучала в голосе Питера Блада, что его товарищи были изумлены – никогда еще не случалось им видеть, чтобы их капитан сробел перед какой бы то ни было опасностью. У Истерлинга же его ответ вызвал презрительный смешок – ничего другого он и не ожидал от этого лекаришки, волею случая ставшего искателем счастья.

– Ей-богу, доктор, – сказал он, – вы бы уж лучше вернулись к вашим банкам и пиявкам, а корабли оставили людям, которые знают, как ими управлять.

В холодных синих глазах блеснула молния и мгновенно потухла. Но выражение неуверенности не сбежало со смуглого лица. Тем временем Истерлинг уже обратился к секретарю губернатора, сидевшему по правую руку от него.

– Ну, а вы что скажете, мусью Жуанвиль?

Белокурый, изнеженный французик снисходительно улыбнулся, наблюдая за оробевшим Питером Бладом.

– Не кажется ли вам, капитан Блад, что сейчас было бы вполне своевременно и разумно выслушать условия, которые может предложить капитан Истерлинг?

– Я уже слышал их. Однако, если…

– Никаких «если», доктор, – грубо оборвал его Истерлинг. – Условия мои все те же, какие я вам ставил. Все делим поровну между вашими людьми и моими.

– Но ведь это значит, что на долю «Синко Льягас» придется не больше одной десятой части добычи. – Теперь и Блад, в свою очередь, повернулся к мистеру Жуанвилю. – Считаете ли вы, мсье, такие условия справедливыми? Я уже объяснял капитану Истерлингу, что, хотя на нашем корабле меньше людей, зато у нас больше пушек, а приставлен к ним, смею вас заверить, такой канонир, какой еще никогда не бороздил вод Карибского моря. Этого малого зовут Огл, Нед Огл. Замечательный канонир этот Нед Огл. Не канонир, а сущий сатана. Поглядели бы вы, как он топил испанские суда у Бриджтауна!..

Казалось, он еще долго мог бы распространяться о достоинствах канонира Неда Огла, если бы Истерлинг снова не прервал его:

– Черт побери, приятель, да на что нам сдался этот канонир! Подумаешь, велика важность!

– Да, конечно, если бы это был обыкновенный канонир. Но это совсем не обыкновенный канонир. У него необычайно меткий глаз. Такой канонир, как Нед Огл, – это все равно что поэт. Один рождается поэтом, другой – канониром. Он так ловко может пустить корабль ко дну, этот Нед Огл, как другой не вырвет и зуба.

Истерлинг стукнул кулаком по столу.

– Да при чем тут ваш канонир?

– Может случиться, что будет при чем. А пока я просто хочу указать вам, какого ценного союзника приобретаете вы в нашем лице. – И Блад снова принялся расхваливать своего канонира: – Он ведь проходил службу в королевском военно-морском флоте, наш Нед Огл, и это был поистине черный день для королевского военно-морского флота, когда Нед Огл, пристрастившись к политике, стал на сторону протестантов при Седжмуре…

– Да брось ты своего Огла, – зарычал один из офицеров «Бонавентуры» – здоровенный детина по имени Чард. – Брось, не то мы эдак проваландаемся здесь целый день.

Истерлинг, крепко выругавшись, поддержал своего офицера.

Питер Блад отметил про себя, что никто из пиратов даже не пытался скрыть свою враждебность, и с этой минуты их поведение предстало перед ним в ином свете: он понял, к чему они стремятся.