Мать всех трех моих умерших двоюродных братьев, Попова Марья Савельевна, в детском возрасте была членом раскулаченной крестьянской семьи. Ее отец Савелий в 30-х годах прошлого века добровольно сдал в колхоз свой общинный земельный надел, резервы зерновых семенных запасов и весь скот, включая лошадей, коров и овец. Вероятно, по этой причине его не выслали на поселение в районы Крайнего Севера или Сибири. Я не знаю ничего о судьбе его сыновей, как и вообще, были они в этой семье или не были? Но кроме Марьи Савельевны в семье бывшего кулака были еще три дочери. На период раскулачивания все четыре дочери Савелия еще не достигли школьного возраста, и все их детство прошло в нищете полуголодного существования. Как вообще было можно отобрать землю, скот и инвентарь из семьи, в которой было четыре малолетних ребенка, я не представляю. Но такова была жестокая действительность деревенской жизни периода сплошной коллективизации. Одна из дочерей «кулака» Савелия, Ольга Савельевна, шестнадцатилетней девчонкой стала мне крестной матерью. Достигнув совершеннолетия, она завербовалась в Ленинград и, не имея образования, всю жизнь проработала простой рабочей на строительстве жилых объектов Ленинграда. Ольга Савельевна воспитала сына и дочь и ушла на пенсию заслуженным строителем и ветераном труда. Сейчас она живет в благоустроенной квартире на проспекте Космонавтов Санкт-Петербурга и получает достойную пенсию. Я почему говорю о достойной пенсии? Потому, что ее пенсия больше моей пенсии военного пенсионера и капитана 1-го ранга, имеющего 42 года стажа службы в льготном исчислении. Но как надо было работать, чтобы стать в советские времена заслуженным строителем! Да и чтобы получить эту квартиру, она вместе с мужем и двумя детьми лет 30 жила в небольшой комнате коммунальной квартиры. Я от всей души желаю ей крепкого здоровья, семейного благополучия и счастливой старости.

Третья дочь «кулака» Савелия, Анастасия, став совершеннолетней, вышла замуж за местного парня и перебралась в Тамбов. Молодая семья жила и работала, скитаясь по заводским общежитиям и съемным углам. Тамбов не Ленинград, государственного жилья в советские времена там строили очень мало. Скопив финансовые средств жестокой экономией, семья Анастасии Савельевны построила частный дом на окраине Тамбова и завела там многочисленное потомство. Сейчас Анастасия Савельевна уже умерла, а все ее потомки потеряли крестьянские корни и стали жителями Тамбова. Одна из четырех дочерей Савелия вышла замуж и осталась с мужем жить вместе с отцом в родной деревне. В 1941 году мужа забрали на фронт, а вскоре у дочери Савелия родился мальчик, которого назвали Алексеем. Муж погиб на фронте и дед Савелий с дочерью стали одни воспитывать младенца. На этом семейные испытания не кончились. В голодные военные годы молодая мать пошла в соседнюю деревню, выменять пару ведер картошки на четвертинку растительного масла для своего ребенка, но началась метель и пурга. Ослабленная от голода и постоянного недоедания женщина заблудилась и замерзла в сотне метров от деревни. Пришлось деду Савелию собственноручно воспитывать и кормить малолетнего внука, заменяя ему отца и мать. Алексея так и называли в деревне «Ленька дедов», а еще и «Ленька большой», за его большой рост и телесную крепость. Видимо, что-то жизненно важное успел дед передать своему внуку за время его взросления и совместного преодоления послевоенных голодных лет. Алексей после срочной службы в армии вернулся в родные места, создал семью, построил дом и стал работать и на личном участке, и на строительстве дороги Москва – Волгоград. Сейчас он живет в сельском населенном пункте при станции Сабурово. Как мне известно, Алексей после выхода на пенсию и развала колхозов завел лошадей и скотину на личном подворье и вплотную занялся сельскохозяйственным производством. Дети тоже не бросились в города, а построились рядом с домом отца и потихоньку возрождают крестьянский корень как главный фундамент русского духа. Не технологический прорыв в будущее, не комфорт условий бытия, а возрождение сельского крестьянства поможет нашей стране преодолеть падение в демографическую бездну вырождения и угасания, ибо нет более прочного материала на земле, чем крестьянский дух глубинных и вымирающих или уже умерших деревень России.