В большинстве релевантных притч и во всех речениях Царство – существующая, но сокрытая реальность, присутствие которой все же осязаемо и ощутимо. Для прихода Царства нужны согласованные действия сеятеля, семени и поля (Мк 4:24–29); оно подобно зерну горчичному, которое становится высоким растением (Мк 4:30–32; Мф 13:31–32; Лк 13:18–19), или муке, которая превращается в хлеб под таинственным влиянием закваски (Мф 13:33; Лк 13:20–21). Поскольку добро и зло здесь сосуществуют, можно сделать вывод, что сцена имеет место здесь и теперь: в самом конце века нынешнего и перед началом века будущего. Пшеница и плевелы, съедобная и несъедобная рыба все еще пребывают вместе в притчах о сеятеле и об улове рыбы (Мф 13:24–43, 47–50). В двух притчах, содержащих образ свадебного пира, жениха и невесту ожидают вместе умные и глупые девы, а в пиршественную залу пытаются войти как достойные, так и недостойные гости (Мф 25:1–13; 22:1–14; Лк 14:16–24). Синоптические евангелия содержат и речение, в котором Иисус объясняет ученикам, что присутствие Царства Божьего отчасти уже ощутимо: оно – среди них (Лк 17:20–21).

Согласно Иисусу, реальность Царства, в основном сокрытая, подобно воде, скопившейся под поверхностью, прорывается наружу в харизматических явлениях. Иисус возвещал, что победа над злом, плод экзорцизма, совершенного Духом/перстом Божьим, доказывает, что Царство уже пришло (Мф 12:28; Лк 11:20). Провозвестие о Царстве Божьем привлекало (и даже со времен Иоанна Крестителя) большие и шумные еврейские толпы: люди толкались, протискивались вперед как подлинные левантинцы – все хотели «войти усилием» (Лк 16:16). Иисус заповедовал ученикам верить, что Царство Божье совсем рядом и отчасти его можно видеть.

Следующий шаг к реконструкции религии Иисуса подводит нас к Богу, чье Царство Иисус возвещал и приготовлял. Иисус не давал философских и богословских определений Бога, как и определений Царства Божьего. В экзистенциальной и практической мысли Иисуса и его учеников Бог есть то, что Бог делает. Бог есть прежде всего – забота: Он печется о природе, о полевых лилиях, который дает птицам гнезда, а лисам – норы и всех питает. Он дает солнцу сиять, а дождю орошать все свои создания. Природные катастрофы вроде землетрясений, засух и эпидемий, не говоря уже о цунами, в этой картине выносятся за скобки.

Христиане, незнакомые с послебиблейским иудаизмом и культурой Палестины I века, зачастую превратно понимают отношения Иисуса с Богом. Они думают, что современники Иисуса считали Бога кем-то далеким, не воспринимали его как Отца и не обращались к нему как Отцу. Они не понимают, какой смысл вкладывался в понятие «сын Божий». Один известный исследователь Нового Завета даже заявил, что для иудеев было «немыслимо» (sic!) называть в молитве Бога Отцом.^>3

Чтобы разобраться в этих вопросах, необходимо сначала вникнуть в понятие богоотцовства в целом, особенно в то, что евангелия говорят о Боге как Отце Иисуса и его учеников. В евангелиях мы часто встречаем выражения: «Отец Мой», «Отец ваш» (в устах Иисуса или его учеников) и даже «Отец наш». Есть и обращение «Отче!» Уже одно это наводит на мысль, что данная терминология не была странной и уникальной, но была в порядке вещей.

Более того, любой человек, знакомый с Библией и послебиблейскими иудейскими текстами, знает, что Бога называли Отцом и обращались к нему как к Отцу с древнейших времен до раввинистической эпохи. Возьмем хотя бы такие личные имена, как Ави-эл («Бог – мой Отец»), Эли-ав («Мой Бог – Отец»), Авия («Мой Отец – Йах [Господь]), Йо-ав («Йехо [Господь] – Отец»). Даже они выдают знакомство с богословской концепцией богоотцовства, а с периода плена (середина VI века до н. э.) в текстах говорится о ней напрямую: «Только Ты – Отец наш; ибо Авраам не узнает нас, и Израиль не признает нас своими; Ты, Господи, Отец наш» (Ис 63:16; см. Ис 64:8; Пс 89:26; 1 Пар 29:10).