И. – Мне кажется, впрочем, что надлежало где-нибудь быть средоточию единства церковного.

У. – Оно всегда было и есть в Духе Христовом. Так, апостол заповедует блюсти единение духа в союзе мира. Едино тело – продолжает он, – един дух, якоже и звани бысте во единем уповании звания вашего: Един Господь, едина вера, едино крещение; Един Бог и Отец всех (Еф. 4,3–6). Если нужно еще какое средоточие церковного единства, то для чего апостол не присовокупил здесь: «един князь апостолов Петр» и «един епископ Римский глава всех епископов»?

И. – Посмотрим, что еще остается из рассуждения французского писателя.

У. – Остаются заключения, извлекаемые им из предыдущих его положений, которые он почитает неоспоримыми, но которых неосновательность, надеюсь, ты усмотрел из настоящего разговора. Французский наставник говорит: «Если Церковь, признававшая папу за видимую главу, была беспрекословно истинной Церковью в течение восьми первых веков, то будет она таковою и всегда; ибо в сем пункте никогда не может приключиться в Церкви изменения».

Первое положение сего умозаключения: «Церковь, признававшая папу за видимую главу, была истинной Церковью в течение восьми первых веков» – я смею назвать ложным, ибо приведенные мною правила Соборов и свидетельства писателей ясно показывают, что Вселенская Церковь восьми первых веков христианства не признавала папу за видимую свою главу. Но вместе с ложным началом сами собой падают и все последствия, которые хотят из него извлечь.

Итак, мне кажется, что я имею твердое право теперь обратить рассуждение французского писателя на свою сторону следующим образом: если Церковь, не признававшая папу за видимую главу, была беспрекословно истинной Церковью в течение восьми первых веков, то будет она таковою и всегда, ибо в сем пункте никогда не может приключиться в Церкви изменения.

Но я не должен скрыть от тебя, что последнее положение писателя кажется мне подозрительным.

И. – Какое положение?

У. – «В сем пункте, – говорит он, – никогда не может приключиться в Церкви изменения». Кажется, он хотел сказать, что Церковь, которая была истинной, не может не быть таковою и всегда.

И. – Что же? И не сказал ли Сам Спаситель, что врата адова не одолеют ей (Мф. 16, 18)?

У. – Так! Но Спаситель не сказал, что «врата адова не одолеют Римской Церкви», а сказал только: Созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей. А французский наставник, если я не обманываюсь, хотел сказать, что если Римская Церковь признана однажды за истинную, то и должна быть признаваема за таковую всегда.

И. – И подлинно трудно воображать, чтобы первая из Церквей поколебалась.

У. – Первенство чести человеческой не есть защита от искушений и самого падения.

И. – Если же так, то страшиться можно, чтобы и все Церкви одна за другой не пали.

У. – От сего-то страха должно нас успокаивать слово Спасителя о Вселенской Церкви: врата адова не одолеют ей. Частные Церкви могут колебаться и падать. В Апокалипсисе (см.: 1, 20) они уподобляются светильникам, в которых не только может оскудевать свет истины и елей любви, но которые даже могут быть двигнуты от места своего (ер.: Откр. 2, 5), то есть чувственно и совершенно испровержены. Но между тем как некоторые из них гаснут и упадают, Ходяй посреде сед ми светилников златых (Откр. 2, 1) преносит их из одной страны в другую и возжигает вновь светлее прежнего. Так, всякая частная Церковь может не только поколебаться, но и разрушиться, но Вселенская Церковь никогда никакой злою силой одолена быть не может.