Возникает еще вопрос: может ли сам ум быть предметом мышления, потому что ум в таком случае должен находиться в самих предметах? Если сам он мыслим так же, как другие предметы, так как мыслимое одно по виду, или в нем должна быть посторонняя примесь, которая делает его мыслимым точно, как и другие предметы.

Или же страдательность ума нужно понимать в общем смысле, объясненном нами выше, именно что он только в возможности то же, что мыслимые предметы, но в действительности не тождественен ни с одним из них до той поры, пока не мыслит их. Он должен находиться в таком положении, в каком письменная дощечка, на которой в действительности нет ничего написанного. Таков есть ум.

Таким образом, сам ум мыслим точно так же, как и все мыслимое, потому что в области бестелесных форм мыслящее и мыслимое тождественны – умозрительное знание и умозрительно познаваемое суть одно и то же. Остается теперь отыскать причину, почему ум не мыслит постоянно. Дело в том, что в предметах материальных мыслимое находится только в возможности, так что ум не присущ им (потому что есть нематериальная возможность этих самых предметов), но самому ему мыслимое присуще.

Поскольку во всей природе есть нечто составляющее материю предметов каждого рода, нечто такое, что в возможности заключает в себе все предметы, затем – причина и деятельная сила, все их производящая, относящаяся к ним, например, как искусство к перерабатываемому материалу, то необходимо, чтобы и в душе существовали эти различные стороны. И таков действительно ум: он может стать всем и все произвести, как некоторая сила, например свет, потому что свет в некотором роде превращает в возможности существующие цвета в цвета действительные. Это ум существует отдельно, не причастен страданию, прост, будучи по природе чистою силой. Потому что действующее всегда выше страдающего и основа выше вещества. Действительное знание тождественно с предметом познаваемым. Знание в возможности у неделимого существует прежде во времени, вообще же оно не подлежит условиям времени. Дело в том, что ум не есть в одно время мыслящий, в другое не мыслящий. Ум отделен только в своей сущности, и только с этой стороны он бессмертен и вечен. Нечего и упоминать о том, что он не причастен страданию; страдательный же ум преходящ, и без него ничего не может быть.

Выдающийся римский врач и естествоиспытатель, классик античной медицины, последователь медицинской школы Гиппократа и философ-эклектик. После основательного и полного изучения философии у сторонников четырех главных школ того времени: стоической, платоновской, перипатетической и эпикурейской, приступил к изучению врачебного искусства. Был врачом и другом римского императора-стоика Марка Аврелия.

Сохранился значительный корпус текстов Галена, свыше 100 сочинений: трактаты по медицине (в том числе анатомии, диагностике, диететике), методологии науки, сочинения по философии (наиболее важны: «О мнениях Гиппократа и Платона», «О естественных способностях», «О том, что лучший врач еще и философ», «О диагностике и лечении заблуждений души», «О назначении органов тела», «Об элементах согласно Гиппократу», комментарий на избранные фрагменты «Тимея», «Введение в диалектику»), комментарии на книги Гиппократовского корпуса.

Философская составляющая в наследии Галена весьма значительна, но поскольку философией он интересовался прежде всего ради разработки теории и метода медицинского искусства, в центре его внимания оказываются логика, натурфилософия, учение о душе. Дискуссии между различными медицинскими школами (эмпириками, методистами, рационалистами) были во многом философскими по содержанию и касались таких вопросов, как природа знания и способы его достижения, соотношение теории и врачебной практики, структура причинно-следственного объяснения.