– Прогуляюсь по лесу, – ответила я, не останавливаясь. – Как я понимаю, здесь раньше был парк?

Кирилл кивнул.

– Давно, еще до моего рождения. Я это место помню уже таким: заросшим и диким.

– Почему Агата не ухаживала за ним? Насколько я могу судить, все в деревне уважали ее, наверняка нашлись бы помощники.

– Не до того было, – признался Кирилл, шагая рядом со мной. – Агата уже старая была, ей бы свои обязанности исполнять, куда уж тут за парком следить? Помощники нашлись бы, конечно, но за помощниками следить надо. Люди у нас добрые, но чужое стащить, когда лежит плохо, не погнушаются.

Я покосилась на парня. Сейчас он выглядел серьезным, как никогда, будто был намного старше своих двадцати двух лет. Юлька была его ровесницей, и такие рассуждения от нее меня не удивили бы, но Юлька выросла в огромном городе, где каждый друг другу – если не враг, то соперник. Впрочем, что я знаю о жизни в маленьких деревнях? Может быть, тут действуют такие же правила. Люди добрее и наивнее, но и ресурсов меньше.

– В первый вечер вы сказали мне, что Агата была Хранительницей, – напомнила я. – Хранительницей чего? Что именно она тут охраняла?

– Не могу я вам сказать, – упрямо повторил парень.

– Почему?

Я остановилась, вынуждая остановиться и его. Мы стояли на узкой разбитой дорожке, когда-то выложенной камнем, а теперь поросшей травой и мхом. Деревья в этой части были особенно густыми, и не скажешь, что рядом болото. Солнце почти не попадало на этот участок дорожки, поэтому камни быстро пришли в негодность без должного ухода.

На этот раз Кирилл стесняться и тушеваться не стал. Поднял голову, посмотрел мне в глаза, и я впервые разглядела, что глаза у него очень необычного цвета: голубые-голубые, как небо ясным зимним днем. Летом солнце выжигает его добела, а зимой оно бывает именно таким.

– Потому что я простой человек, без каких-то талантов, – сказал Кирилл. – Отец мой был обычным столяром, и я такой же. Хотите что-то узнать, у мамки моей спросите.

Парень ясно давал понять, что ничего лишнего не скажет, и мне оставалось только смириться. Не пытать же его раскаленным паяльником.

– Возвращайтесь к Юльке, – наконец решила я. – А я прогуляюсь.

– Будьте осторожны, – попросил Кирилл с видимым облегчением. – Там дальше начинается болото. Я, собственно, об этом и хотел вас предупредить.

А я завела неудобные разговоры. Да, люблю я это делать, ничего не попишешь.

Кирилл вернулся в сад, а я медленно побрела по дорожке дальше. С каждым шагом она становилась все менее различимой, а вскоре и вовсе исчезла между слежавшимся ковром многолетней травы. Стало еще прохладнее, я уже зябко куталась в тонкий кардиган, но продолжала идти вперед. Деревья становились все гуще, будто пытались задержать, не пустить меня дальше, но вскоре, уставшие от моего упрямства, расступились, и я вдруг поняла, что парк остался далеко позади, а теперь я в самом обычном лесу. К моему удивлению, неуютно не стало. Напротив, проснулся интерес. Я никогда не оказывалась в лесу одна, без родителей или друзей. Никогда не бродила между деревьями просто так, не собирая грибы или сухие ветки для костра.

На всякий случай вытащила из кармана мобильный телефон, который продолжала носить с собой по привычке, связи в лесу все равно не было. Сеть и дома удавалось поймать с трудом, чтобы выйти в интернет, и вовсе требовались шаманские обряды и ведро Новопассита, что уж говорить про лес. Завела компас, запомнила, что возвращаться нужно будет на юго-запад, и пошла дальше. Краем сознания понимала, что могу заблудиться, что этот лес мне незнаком, но какая-то сила уверенно гнала меня вперед. Вскоре деревья стали еще реже, теперь вокруг меня росли одни лишь березы, где-то высокие, а где-то совсем тонкие, а под ногами начало чавкать. Я зашла в болото.