Минут через пять музыка внезапно стихла, прощально пёрнув басами. Цыганки как по команде перестали орать и размахивать руками, развернулись, потеряв ко мне интерес, и разошлись. Дети испарились из машины, прихватив с собой потёртую оплётку руля, драные чехлы и старый приёмник. Вот, теперь начнётся интересное.

От машин ко мне шествовал Цыган с большой буквы «ЦЫ». К цыпленку на цыпочках цыкать. Здоровый, с двух меня, толстый как колобок дядько в золотой блестящей рубахе навыпуск, шёлковых костюмных брюках, в чёрных и глянцевых, как жопа потного негра, туфлях с длинными слегка загнутыми вверх носами. На его физиономии доминировали круглые щёки, обильные подбородки, крысиные усики, свиные глазки и брезгливое выражение измученного запором Императора Вселенной. Не очень симпатичный персонаж, в общем. Он величественно дотопал, потрясая пузом, до меня и что-то такое буркнул через губу на ихнем. Я разобрал только «гаджо» – «нецыган». Поэтому не отреагировал ровно никак. Всё это просто спектакль. Они меня, как говорится, «пробивают» – смотрят, насколько я подвержен давлению на психику. Наорать, нашуметь, сбить с толку суетой, заставить беспокоиться об имуществе и пытаться понять, что от тебя хотят – перегрузить входные каналы. Человек теряется от кучи противоречивых сигналов, впадает в дезориентацию и соглашается на всё, лишь бы это прекратилось – вот вам и весь «цыганский гипноз». И этот расфуфыренный откормленный попугай – из той же оперетты. Изображает, что он тут главный.

– Эй, с тобой говорю, гаджо!

Ну вот, он уже и русский вспомнил.

– Ты глухой? Ты знаешь, кто я?

– Толстожопый дырлыно ты. Закурдал. Иди, баро зови, кар тути андэ кэрло.

Этим я исчерпал доступный мне лексикон, но ему хватило. Казалось, он сейчас лопнет от злости и всё вокруг забрызгает газированным говном, но обошлось. Выругался по-своему, но с опаской, в сторону, как будто не мне, и заколыхал боками вдаль. Теперь, может быть, кто-то настоящий придёт.

– Здравствуй, хороший человек.

Как ни странно, баро этого бродячего лупанария выглядит на общем фоне почти прилично. Костюм, шляпа, туфли. Вышитая красными маками жилетка под чёрным строгим пиджаком смотрелась даже стильно. Гробовщик с претензией. Правда, алая шёлковая рубашка, золотые зубы, массивные перстни и цепь «жёлтого металла», на которой можно коня повесить, несколько выбиваются из образа. Но это признаки ранга, как погоны. Noblesse oblige. Во внешности его никакой цыганской крови не просматривалось – высокий, худой, с породистым умным лицом. Короткая причёска с проседью, седые усы. Я бы его, скорее, за немца принял. Но говорит по-русски чисто, без акцента.

– И тебе не хворать, не знаю какой человек.

– Все люди должны быть хорошими, – покачал шляпой баро.

– Люди ничего друг другу не должны, так что давай к делу.

Неловко на «ты» пожилому человеку, но он первый начал. Ставить себя ниже – плохая переговорная позиция.

– Мы видели сигнал маяка. Мы долго искали его, потратили много времени и энергии в дороге. Нашли – но кто-то закрылся там и не хочет говорить. Не знаешь, почему?

– Знаю.

Он смотрит на меня, ждёт продолжения, я молчу. На вопрос я ответил. Пусть задаёт следующий. Ему надо, мне не надо. Даю понять, что не рад их фрик-параду.

– Послушай, хороший человек, мы – рома дрома, люди дороги. Нам нужны зоры, иначе мы не сможем кочевать. Это вопрос жизни для рома дрома.

– Кто нужен?

– Зоры.

Он достал из кармана пиджака разряженный до молочной белизны акк и показал мне. Я кивнул, показывая, что понял, о чём речь.