– И что они делали с ним потом? – спросила Джейн.

– С обработанными трофеями хиваро возвращались домой, в свое племя, и устраивали праздник с ритуальными танцами. Тцантцы носили вместо ожерелья – воины подвешивали их на тесемку и надевали на шею. Спустя год отмечался еще один праздник – духи убитых передавали воинам свою силу. И наконец через месяц племя снова затевало торжество. Именно в этот день тцантцы доделывались. Из губ вынимали деревянные стержни, в отверстия продевали хлопковую нить, а затем сплетали ее. Потом вешали на уши украшения. С этого момента головы использовались для похвальбы. Если воин хотел продемонстрировать свою мужественность, он надевал на шею тцантцы.

Джейн потрясенно усмехнулась:

– Почти как нынешние парни со своими золотыми цепочками. И зачем всем этим мачо побрякушки?!

Маура изучила все тцантцы, лежавшие на столе. По размеру они были похожи. Губы каждой были соединены сплетенными нитями, а веки – аккуратно зашиты.

– Боюсь, я не могу уловить разницу между этими тремя головами. По мне, они сделаны одинаково искусно.

– Верно, – согласился Робинсон. – Но все-таки одно существенное отличие есть. И я имею в виду не стрижку. – Он повернулся к Джозефине, которая молча стояла у изножья стола. – Ты понимаешь, о чем я?

Доктор Пульчилло заколебалась – ей очень не хотелось приближаться. В конце концов она надела перчатки и подошла поближе. По очереди приподнимая тцантцы, она принялась разглядывать их под ярким светом. Наконец Джозефина выбрала голову с длинными волосами; в ушах у этого экземпляра болтались украшения из крыльев зеленого жука.

– Ее сделали не хиваро, – объявила она.

Робинсон кивнул:

– Согласен.

– Из-за сережек? – спросила Маура.

– Нет. Такие серьги традиционны для этих племен, – возразил Робинсон.

– Тогда почему же вы выбрали именно эту, доктор Пульчилло? – удивилась Маура. – Она ведь почти не отличается от двух других.

Доктор Пульчилло просто смотрела вниз, на выбранную голову; черные кудри Джозефины рассыпались по плечам – пряди были такими же блестящими и темными, как волосы тцантцы, и до ужаса похожими на них – казалось, приложи одни локоны к другим, и отличить будет невозможно. На мгновение Мауру посетило тревожное чувство, будто она смотрит на одну и ту же голову – до процедуры и после. Джозефина живая – Джозефина мертвая. Может, именно поэтому молодой женщине так не хотелось дотрагиваться до артефакта? Неужели в этих усохших чертах она узнает себя?

– Из-за губ, – проговорила Джозефина.

Маура покачала головой:

– Я не вижу разницы. У всех трех тцантц губы зашиты хлопковой нитью.

– Это связано с ритуалом хиваро. С ритуалом, о котором рассказывал Николас.

– С какой его частью?

– С той, когда деревянные колышки вынимались из губ, а в оставшиеся отверстия просовывали хлопковую веревку.

– У всех трех есть хлопковая нитка.

– Да, но она не должна оказаться там до третьего праздника. Раньше чем через год с лишним после убийства.

– Она абсолютно права, – вмешался Николас. Робинсон явно был доволен, что его юная коллега уловила ту деталь, которую он имел в виду. – Колышки в губах, доктор Айлз! Если они целый год находятся на одном месте, после них остаются широкие отверстия.

Маура внимательно оглядела лежавшие на столе тцантцы. У двух из них на губах виднелись большие дыры. А у третьей – нет.

– Эту колышками не прокалывали, – продолжал Робинсон. – Ее губы сшили сразу после удаления головы. Эту сделали не хиваро. Тот, кто ее обрабатывал, решил сократить ритуал. Возможно, он не знал, как это должно происходить. А может, просто хотел продать свою поделку туристам или выменять на что-нибудь. Но этот образец – не традиционная тцантца.