Влекут к тому торжеств изрядства.


Пастух стада гоняет в луг

И лесом без боязни ходит;

Пришед, овец пасет, где друг

С ним песню новую заводит.

Солдатску храбрость хвалит в ней,

И жизни часть блажит своей,

И вечно тишины желает…



Александр Петрович Сумароков

(1717–1777)

Прости, моя любезная, мой свет, прости…

Прости, моя любезная, мой свет, прости,

Мне сказано назавтрее в поход ийти;

Неведомо мне то, увижусь ли с тобой,

Ин ты хотя в последний раз побудь со мной.


Покинь тоску, – иль смертный рок меня унес?

Не плачь о мне, прекрасная, не трать ты слёз.

Имей на мысли то к отраде ты себе,

Что я оттоль с победою приду к тебе.


Когда умру, умру я там с ружьем в руках,

Разя и защищаяся, не знав, что страх;

Услышишь ты, что я не робок в поле был,

Дрался с такой горячностью, с какой любил.


Вот трубка, пусть достанется тебе она!

Вот мой стакан, наполненный еще вина;

Для всех своих красот ты выпей из него

И будь по мне наследницей лишь ты его.


А если алебарду заслужу я там,

С какой явлюся радостью к твоим глазам!

В подарок принесу я шиты башмаки,

Манжеты, опахало, щегольски чулки.



Гаврила Романович Державин

(1743–1816)

На взятие Измаила*

Везувий пламя изрыгает,

Столп огненный во тьме стоит,

Багрово зарево зияет,

Дым черный клубом вверх летит;

Краснеет понт, ревет гром ярый,

Ударам вслед звучат удары;

Дрожит земля, дождь искр течет;

Клокочут реки рдяной лавы, —

О росс! Таков твой образ славы,

Что зрел под Измаилом свет!..



Как воды, с гор весной в долину

Низвержась, пенятся, ревут,

Волнами, льдом трясут плотину, —

К твердыням россы так текут.

Ничто им путь не воспрещает;

Смертей ли бледных полк встречает,

Иль ад скрежещет зевом к ним, —

Идут, – как в тучах скрыты громы,

Как двигнуты безмолвны холмы;

Под ними стон, за ними – дым.


Идут в молчании глубоком,

Во мрачной, страшной тишине,

Собой пренебрегают, роком;

Зарница только в вышине

По их оружию играет;

И только их душа сияет,

Когда на бой, на смерть идет.

Уж блещут молнии крылами,

Уж осыпаются громами —

Они молчат – идут вперед…


О! что за зрелище предстало!

О пагубный, о страшный час!

Злодейство что ни вымышляло,

Поверглось, россы, всё на вас!

Зрю камни, ядра, вар и бревны, —

Но чем герои устрашенны?

Чем может отражен быть росс?

Тот лезет по бревну на стену,

А тот летит с стены в геенну, —

Всяк Курций, Деций, Буароз!..


А слава тех не умирает,

Кто за Отечество умрет;

Она так в вечности сияет,

Как в море ночью лунный свет.

Времен в глубоком отдаленье

Потомство тех увидит тени,

Которых мужествен был дух.

С гробов их в души огнь польется,

Когда по рощам разнесется

Бессмертной лирой дел их звук.

Иван Иванович Дмитриев

(1760–1837)

Освобождение Москвы*

Примите, древние дубравы,

Под тень свою питомца муз!

Не шумны петь хочу забавы,

Не сладости цитерских уз;

Но да воззрю с полей широких

На красну, гордую Москву,

Седящу на холмах высоких,

И спящи веки воззову!


В каком ты блеске ныне зрима,

Княжений знаменитых мать!

Москва, России дочь любима,

Где равную тебе сыскать?

Венец твой перлами украшен;

Алмазный скиптр в твоих руках;

Верхи твоих огромных башен

Сияют в злате, как в лучах;

От Норда, Юга и Востока —

Отвсюду быстротой потока

К тебе сокровища текут;

Сыны твои, любимцы славы,

Красивы, храбры, величавы,

А девы – розами цветут!


Но некогда и ты стенала

Под бременем различных зол…

Сармат простер к тебе длань друга

И остро копие вознес!

Вознес – и храмы воспылали,

На девах цепи зазвучали,

И кровь их братьев потекла!

«Я гибну, гибну! – ты рекла,

Вращая устрашенно око. —

Спасай меня, о гений мой!»

Увы! молчанье вкруг глубоко,

И меч, висящий над главой!


Где ты, славянов храбрых сила!

Проснись, восстань, Российска мочь!