Я неверяще смотрела на господина Сентиноса.

И хотя он по-прежнему соблюдал деловой тон, на лице его отчетливо читались досада и раздражение из-за того, что ему приходилось тратить время на скудоумную курицу из высшего света, чье дело только в лентах ковыряться.

Поверенный явно считал, что дело в шляпе, осталось только прижать меня посильнее, и не видел ничего зазорного в том, чтобы разрушить мою жизнь. Он-то, в отличие от Изольды, был прекрасно осведомлен обо всех пунктах предлагаемого договора с Дантесолем.

И от этого господин Сентинос был мне особенно омерзителен.

У меня не было никаких сомнений в непорядочности поверенного.

Первые сутки после возвращения домой из пансиона, когда выяснилось, что для того, чтобы увидеть отца, мне нужно посетить фамильный склеп, я была не в себе от свалившегося на меня горя. Ни на что не реагировала, делала все механически, и, если бы не Марсия, я могла бы еще тогда не задумываясь подмахнуть бумаги, которые мне подсовывал господин Сентинос, утверждая, что это незначительные мелочи.

А когда я немного пришла в себя и прочитала, что именно я должна была подписать, стало понятно, отчего у поверенного так бегали глазки.

Еще два дня прошли в безобразной, недостойной леди истерике и бесконечных слезах за дверями моей спальни. Я все не могла поверить, что это происходит со мной.

Увы.

Это была жестокая реальность.

Подлый человек на службе у не меньшего подлеца.

Даже сам облик господина Сентиноса не вызывал доверия. Было в нем что-то мушиное. Возможно, привычка потирать руки.

Я из-под ресниц проследила за тем, как поверенный сделал еще глоток из чашки. Скоро добавка должна подействовать.

– А как же средства на счетах в королевском банке? – продолжила я допрос, чувствуя себя не то рыночной торговкой, не то попрошайкой. Внутренняя я корчилась от того, что мне приходилось так себя вести, это было крайне унизительно.

Поверенный тяжело вздохнул, будто вынужден иметь дело со слабоумной:

– Я же показывал вам письмо управляющего банком. Там пусто, леди. Пусто. Зато есть долговые расписки.

Он демонстративно смахнул соринку с лацкана сюртука, давая понять, что я и есть та самая соринка.

– И куда же делась такая внушительная сумма? – ну давай, еще глоточек.

– Понятия не имею, – невозмутимо ответили мне, – но бумаги в порядке. Я сам все оформлял, так что у вас, леди Манон, нет другого выхода, как уступить лорду Дантесолю. Просто подпишите вот здесь, – поверенный придвинул ко мне договор, – и все проблемы решатся.

Решатся?

Это станет началом конца!

Поместье и этот городской дом уже отошли к Дантесолям! У меня осталось только то, что оставила мне мама! Горстка драгоценностей, которые я не смогу продать за настоящую цену и дом-развалюха в Северной провинции.

Но у меня хотят отобрать и это!

– Леди Манон, – снова вздохнул господин Сентинос, – я не понимаю, отчего вы упираетесь. Через два дня истекает траур по вашему отцу, и вам придется в Королевском совете назвать своего опекуна. Неужели вы выберете короля вместо лорда Дантесоля?

И наконец допил чай.

Вперив взгляд в неприятное желтоватое лицо поверенного, я спросила:

– Господин Сентинос, а как так вышло, что двухмесячный траур уже подходит к концу, а я узнала о смерти отца только несколько дней назад? Почему меня не известили?

Было заметно, что, прежде чем ответить, поверенный борется с собой. Стало быть, средство действовало.

– Леди Изольда не посчитала нужным беспокоить вас, – признал он. – Вы бы все равно не успели на похороны, а путешествие с помощью порталиста вам не по карману.