- Аглая, как вам тут работается?

Я убрала папки в шкаф. Потом посмотрю. Обернулась к девушке. Аглая пожала плечами:

- А как и у других. Нигде не лучше, нигде не хуже.

- О чём ты говорила, когда я сказала закрыть заведение?

- Так ведь девушки платят мадам каждый день, - она усмехнулась и подняла на меня круглые чёрные глаза – такие красивые, такие яркие. – За комнату, за пропитание, за чулки и бельё.

- Дело только в этом? Да не вопрос, Аглая, за сегодня вы не платите ничего.

- Мадам любезна, - коротко ответила она, хмурясь. Я спросила:

- Что такое?

- Мадам любезна только сегодня? Ксенофонта выгнали, за постой не возьмёте… А завтра что?

Она смотрела пристально, цепляя взгляд глазами. Такими выразительными… Я вдохнула, выдохнула. Сказала ей:

- Сядь, Аглая. Поговорить надо.

- Отчего б не поговорить, мадам, - улыбнулась она. Улыбка разилась со взглядом. Девушка умела, как и все путаны, улыбаться одними губами. А вот глаза остались тревожными. Понять её можно, конечно­: как не волноваться, когда новая метла приходит и начинает мести? Но я не изменю своей цели. А цель моя – сделать из этого заведения нечто совершенно другое, нежели обычный бордель. Потому что я завязала.

- Сколько стоят твои услуги?

Аглая пожала плечами, стянув шаль на груди, ответила:

- Целковый за свечу.

- И это значит?

Она обернулась, взяла с комода свечу и показала мне:

- Пока горит – целковый. Прогорела – пожалуйте на выход, или Ксенофонт ещё целковый возьмёт.

Свеча была маленькой, тонкой и низкой. Что ж, сколько она может гореть? Полчаса? Знать бы ещё цены в этом мире… Пометила в мозгу: узнать цены. Взяла у Аглаи свечу, спросила:

- И как, хватает мужчинам?

Девушка подняла глаза к потолку, фыркнула, как будто засмеялась, и сказала:

- Есть такие, что хватает, а есть такие, что сразу по три свечки берут.

- Не удивлена, - пробормотала я. Отложив свечу, пробежалась взглядом по папкам на полке: - А что тут? Не только же досье на девушек?

- Ксенофонт тут хранит всякие счета. Он же каждую бумажонку подшивает: за булочки из кондитерской, за чулочки из галантереи, даже за свечи!

- Тут? – я вынула папку наугад, и Аглая кивнула:

- Ага, мадам, это счета за алкоголь. Заказывали муссат в винном доме господина Краузе, а вот пиво дрянное, экономил Ксенофонт…

- Да ты всё знаешь, Аглая! – восхитилась я, разглядывая каллиграфический почерк продавца. Две пинты муссатного вина – это же просто поэма!

- Я, мадам, спросить хотела, - сказала она, и я вновь подивилась её голосу. В нашем мире из неё вышла бы оперная певица. А в этом – жрица любви…

- Спрашивай.

- Мы как теперь работать будем без Ксенофонта? Надо бы нового управника искать.

- Серьёзно? Чтобы он тебя лапал? – удивилась я, закрывая папку. – Нет, уж как-нибудь без Ксенофонтов обойдёмся. Управлять я буду сама.

Она посмотрела на меня удивлённым взглядом. Видимо, мадам Корнелия тут появлялась лишь деньги забрать. Но мне нечего было ей объяснять. И без неё проблем хватает. Муссат это явно игристое вино, потому что по-французски мусс — это пена. Притянуто за уши, но пусть уж так. А сколько у нас там пинта? Никогда не знала, но, видимо, придётся измерить, чтобы мыслить нормально, в литрах…

Ладно, это тоже потом. Сперва мне надо разобраться с девушками.

- Что там Ксенофонт говорил? Кто тут без документа?

- Так Авдотья, - с готовностью ответила Аглая. – Позвать?

- Зови.

Я закрыла папку, отодвинув её в сторонку, и села так, чтобы корсет давил поменьше. Господи, да как они вообще тут живут с этим пыточным приспособлением? Нет, я так больше не согласна. Попрошу сделать мне лифчик. А можно и вообще без него, что за глупые предрассудки!