– Сонька – это та женщина, у которой украли экипаж? – любопытно спросила я, плюхнувшись на сиденье. Парень вскочил на козлы и присвистнул на лошадь, а когда она рванула с места в рысь, ответил со смехом:

– Чёрта лысого у неё украли! Сонька артистка, каких мало! Её бы в императорский тиятр, все б рыдали, как играет, ох как играет, шельма!

Коляска быстро удалялась от полицейского управления, а я забилась в самый угол. Платье у меня и правда заметное. Такого больше ни у кого нет. Срисуют меня, ой срисуют… А парень словно мысли мои прочитал и посоветовал, оглянувшись:

– Ты, барышня, прикройся шубкой, а не то твоё сияние ажно из Алексбурга видно!

Я нашарила рукой мягкий шелковистый мех и натянула его на себя. Даже легче стало, когда спрятала платье. Интересно, куда он меня везёт? Походу, мы выезжаем из приличного квартала, но куда? Совсем не в ту сторону, где моё заведение, и не туда, где мой дом. До шикарной торговой улицы Язовенной тоже далеко. Большой город Михайловск, а я думала – маленькая деревня… Вот уже и улочки стали узенькими, тёмными. Или это сумерки наступили? Сколько времени прошло с того момента, как меня забрали с первого вечера в моём музыкальным салоне? Даже не знаю…

– Эй, а куда мы едем? – спросила тревожно. Парень отмахнулся:

– Не беспокойся, барышня, куда надо, туда и едем.

– Как тебя зовут хоть?

– Оськой кликали с утра, – отозвался он.

– Тоже мне, большой мальчик вырос, а всё ещё Оська! – фыркнула. Он оглянулся, серьёзным взглядом смерил меня и сказал:

– Ну пущай Йосип будет. Йосипом зови.

– Хорошо, а я Татьяна, – представилась, потом добавила: – Ивановна.

– Ишь! – хмыкнул Йосип. – Ива-ановна! А нос-то дорос?

– За своим смотри, – посоветовала с улыбкой. – Ты у Полуяна служишь?

– Так… Маленько, – неохотно ответил он. – Ты меня не спрашивай, Татьяна Иванна, неловко мне тебе не говорить, а говорить можно ль, того не знаю.

– Не буду спрашивать. Скажи только: долго ещё ехать?

– Не-е, уж маленько осталось! Н-но, шальная, но!

Лошадка дёрнула коляску и побежала быстрее. А я закрыла глаза. Куда я еду, что я делаю… Позволила себе слабость, отдалась под крышу бандиту. Но у меня не было выбора, правда. Без Городищева в этом городе у меня не осталось заступников, а Трубин не остановится, пока не отправит меня на каторгу. Полуян так Полуян. Но нужно держать его на расстоянии вытянутой руки, не позволяя вторгаться в личное пространство. Он способен…

– Эй, барышня, слезай, приехали!

Я распахнула глаза и уставилась на небольшой домик с облезлым фасадом и обшарпанными рамами, который охраняли корявые деревья без листьев с претензией быть садиком. Окружала этот садик покосившаяся ограда, в которой не хватало штакетника. Йосип спрыгнул с козел и протянул мне руку:

– Пожалте, барышня.

– Ты куда меня привёз? Что это за собачья конура?

– Не всё то, чем кажется, – подмигнул мне Йосип. – Но ежели желаешь, провожу тебя до места.

Я оперлась на его ладонь и сошла с коляски, закутавшись в шубу. Мы пробрались через заросли густой травы к крыльцу, и мой провожатый стукнул в покосившуюся дверь три раза быстро, два раза медленно и потом ещё раз. А я поёжилась, окружённая сумерками, в которых тени от деревьев показались страшными чудовищами. Они съедят меня, маленькую, беззащитную, икнут и в зубах поковыряются веткой…

Из глубины дома послышались шаги, дверь скрипнула, и в щели показалось лицо женщины. Она оглядела меня подозрительно, потом скользнула взглядом по Йосипу и выдохнула:

– А, это вы… Упадайте.

И она распахнула дверь, пропуская нас в тёмный сырой коридор. Потом тщательно закрыла её, вынула из-за перегородки свечу и в её свете отворила другую дверь, посолиднее. Оттуда пахнуло теплом, печным жаром, запахом мёда и яблок, и я жадно вдохнула всё это. Ох, есть хочется! Чаю хочется! Лечь и вытянуть ноги…