И надо же было в этот момент мне озариться радужным светом! Боги явно веселились и надо мной, и над Амадео, больно щелкнув того по носу.

Потому что они словно подтвердили мои последние слова. Что вот да, появись кто еще достойный – и тоже бы одобрение от них получил.

– И если вы забыли, то напомню, что расторжение брака невозможно.

Я наблюдала за тем, как мужчина менялся на глазах. Каюсь, была мысль попросить духа притащить Тирхана, я действительно волновалась за сердце собеседника. Такие вести получить, да еще с таким жестким отпором – никаких нервов не хватит. Но аргерцог и в этот раз удивил меня. Больше не было бледности. Мужчина подобрался и холодно, даже как-то оценивающе смотрел на меня, будто принимал какое-то решение. А затем твердо и безапелляционно произнес:

– Вдове расторжение ни к чему.

Моя кривая улыбка заставила аргерцога напрячься. Я смотрела на этого мужчину, а внутри меня закипал гнев. И нет, не оттого, что я не могла понять его мотивов и желаний.

Как раз оттого, что я отлично все понимала.

– Вдове, значит…

Я посмотрела на мирно спящего и, чего уж врать, совершенно счастливого ребенка, который наконец получил то, что хотел, и попыталась успокоиться. Взглянула на волка, который тоже мирно спал…

Как смеет Амадео решать?!

Родственная душа? Пара?

Я давила в себе смех, который рвался наружу. Мне не было весело, горечь и злость бушевали внутри.

Кому нужна была несчастная осиротевшая девочка? Девочка, что держалась назло всему пять лет, пытаясь выжить, получить крохи внимания и любви!

Разве она просила несметных богатств? Если бы не ее титул, за которым, по сути, не было ничего, кроме древней крови, она могла бы выйти замуж за кого-то другого, не столь богатого и опять же титулованного, как Радан, а кого-то попроще – и на самом деле стать счастливой. Могла бы, если бы ее титул не накладывал на нее ограничения. И не требовал найти жениха с такой же родословной, как у нее! Она жила впроголодь со своим дядей, выполняла работу наравне со слугами и замуж вышла, понимая, что ее роль – быть ширмой, тварью бессловесной. И все равно верила в то, что у нее выйдет договориться с мужем… Получить свой угол, где она будет хозяйкой, крышу над головой, кусок хлеба, за который не станут попрекать. И ребенка, которому сможет отдать всю свою нерастраченную любовь… И она смогла! В таких нечеловеческих условиях, когда все отказывались протянуть руку помощи, находясь под постоянным физическим и психическим насилием, выносить здорового ребенка – подвиг! И родила Стейзи почти сама, меня в ее тело перенесло под самый конец.

Это не было моим желанием. Я прожила хорошую жизнь на Земле. Несмотря на трудные условия, на то, что и мое детство и юность не были простыми, я все равно считала, что прожила прекрасную, достойную жизнь, воспитала замечательного сына, увидела внуков… Мне не о чем было жалеть! И тем более просить! Не мне нужен был этот мир!

Я – лишь орудие в руках богов, пешка в их замыслах. Как и Стейзи.

Разменная монета. Была, есть и остаюсь ею. В их глазах.

В этом мире женщина не решает ничего. И неважно, какие у нее регалии, неважно, какими дарами богов она одарена!

Пока того не решат МУЖЧИНЫ, женщина будет жить так, как ИМ надо. Умирать по их желанию, быть счастливой – тоже по их велению и только тогда, когда им надо.

– Мразь вы, Ваша светлость, – спокойно, без капли эмоций произнесла я. – И вы, и все ваше высшее общество вместе взятое.

– Анастейзи…

– Я не договорила, – я перевела взгляд со спящих на аргерцога. – Пять ходов надо мной издевался муж. Пять ходов это тело не знало ни тепла, ни заботы, ни безопасности! И вы, и королевская семья дружно закрывали глаза на бесчинства человека, в чьей полной власти я находилась. И продолжили бы это делать дальше. В ваших глазах даже сейчас нет уважения к женщине, ее талантам, заслугам. Вы говорили о любви и родственных душах. А что же вы знаете о любви, если женщина в ваших глазах – хуже пустого места?