Или здесь сейчас появится еще один труп с дырой в черепушке.

Из-за спины исправника раздался смех. Стрельцов отступил, и я наконец смогла разглядеть тех, кто с ним приехал.

Красивая молодая женщина в накидке-пыльнике на первый взгляд казалась ровесницей нынешней Глаши. Но живые умные глаза могли бы накинуть ей еще лет десять, а улыбка, которую она, впрочем, старательно прятала, – скостить их обратно.

Хохотала же дама, пристроившаяся за ней.

Пожалуй, лучшее слово, подходившее этой даме, было «чрезмерно». Такое же устаревшее, как у меня, платье стягивало чрезмерно широкую талию. Чрезмерно пышный бюст выпирал вперед носом ледокола, грозя разорвать чрезмерно узкий лиф. И смех ее был, пожалуй, чрезмерно громким – но почему-то именно этот заливистый хохот пробудил во мне что-то вроде симпатии к этой чрезмерной даме.

Наверное, это и есть местная святая, от которой ждут рентгеновского зрения и исцеляющего благословения, а та, что помоложе, – ее компаньонка.

– А я говорила, что когда-нибудь Глаша опомнится и никому мало не покажется, – сказала чрезмерная дама, отсмеявшись.

– Боюсь, как бы вы не оказались правы, Мария Алексеевна, – сухо заметил исправник, и дама сразу посерьезнела, но говорить, что на убийство Глаша не способна, не стала.

– Прошу прощения, вы не знакомы, – продолжал Стрельцов. – Глафира Андреевна, позвольте представить вам Анастасию Павловну, княгиню Северскую.

Девушка в пыльнике присела в подобии реверанса.

– Рада знакомству, – выдавила я.

Что мне делать? Тоже изобразить реверанс? Поклониться?

Тело все сделало само, присев в полупоклоне, пока я пыталась справиться с удивлением.

Вот к этой девчонке, которая выглядит ненамного старше той, какой я сейчас стала, далеко не молодой Иван Михайлович обращается за советом и помощью?

– Взаимно, – улыбнулась Анастасия Павловна. – Проводите меня к пострадавшей.

– Конечно, – опомнилась я. – Пойдемте. И вы… Мария Алексеевна, – вспомнила я. – Тоже. Отдохните с дороги.

Из всей череды комнат, находившихся по эту сторону от спальни старухи, только в две можно было зайти без брезгливости: ту, где сейчас дремала Варенька, и следующую за ней – то ли малую гостиную, то ли комнату для рукоделия. Туда я и намеревалась провести гостей – кроме тех, кто займется пациенткой.

Дамы заторопились за мной. Не успели мы подняться на несколько ступенек, как за спиной раздался стук молотка. Я оглянулась: неужели проворонила возвращение Герасима?

Сиятельный граф Стрельцов, присев над ступенькой, орудовал молотком так ловко и уверенно, будто всегда этим и занимался. Будто почувствовав мой взгляд, исправник поднял голову. Похоже, вид у меня был ошалелый, потому что он улыбнулся и начал заколачивать следующий гвоздь.

Княгиня легонько тронула меня за руку. Смутившись непонятно чему, я вприпрыжку понеслась по лестнице. Анастасия Павловна поспевала за мной легко, словно плыла над ступеньками. Мария Алексеевна тяжело отдувалась, дерево скрипело под ее ногами, так что я даже начала побаиваться, как бы не оказаться пророчицей, если под ее весом решит проломиться еще одна ступенька. Но все обошлось.

Доктор поднялся нам навстречу, поклонился дамам. Шагнул к княгине.

– Позвольте, я приму ваш плащ.

Она распахнула было полы пыльника, но тут же снова поправила их, однако я успела заметить темные круги, расплывающиеся на груди.

Внутри противно заныло. Две внематочные беременности – и с мечтами о ребенке пришлось попрощаться. Конечно, был еще вариант ЭКО, но после второй операции муж демонстративно загулял, заявив, что ему нужен наследник. Я не стала выяснять, что именно он собирался оставить в наследство, не продавленный же диван с телевизором: мы даже жили в квартире, доставшейся мне после отца. Просто собрала его вещи и сменила замки, решив для себя: значит, не суждено. Потом родился племянник, и мне казалось, что я примирилась с неизбежным.