И то, что на стол были поданы только легкие закуски, лишь подтверждало мои сомнения. Но зато это дало нам возможность, еще раз поздравив молодоженов, откланяться, не дожидаясь окончания этого скромного пира.
– Ваша сестра была красива как принцесса, – сказала мне Кэтрин, когда мы ехали домой. – А вот месье барон мне совсем не понравился. Но это ровным счетом ничего не значит, правда?
За те несколько месяцев, что мы провели в разлуке, малышка сильно повзрослела и иногда поражала меня своими суждениями.
Вечером Кэтрин с удовольствием рассказывала своей нянюшке о том, что видела днем, при этом в ее рассказе бракосочетание выходило куда более пышным, чем было на самом деле.
– Как я рада, мадам, что вы вернулись из Парижа, – сказала мне мадемуазель Тюрье, когда Кэтрин заснула. – Наша маленькая мадемуазель так скучала по вам. И какое счастье, что именно вы стали женой господина графа.
И хотя она была всего лишь няней, мне было приятно ее одобрение.
– А с матерью Кэтрин вы были знакомы?
– Да, – кивнула она, радуясь возможности поддержать разговор, – мадам Беренис тоже была очень красивой женщиной. И волосы у нее были точно такого же цвета, как у вас – не удивительно, что малышка приняла вас за свою матушку.
– Должно быть, граф сильно любил ее?
К моему удивлению, мадемуазель Тюрье несколько замешкалась с ответом.
– Я бы так не сказала, мадам. Разумеется, его сиятельство относился к ней с большим уважением, но отношения между ними мне всегда казались немного холодными. Господин граф вообще мало склонен проявлять свои чувства.
О да, это я заметила и сама.
– А мадам Беренис была немного странной, – мы уже вышли из комнаты Кэтрин и теперь медленно шли по темному коридору. – Говорили, что в ее роду были ведьмы, и его сиятельство это сильно беспокоило. Конечно, госпожа графиня не делала ничего предосудительного, но однажды я видела, как она проводила некий обряд – она тогда была беременна вторым ребенком и непременно хотела подарить его сиятельству сына. Но, как видите, ни к чему хорошему это не привело.
Она словно предостерегала меня от чего-то – возможно она, как и де Валенсо, полагала, что все рыжие женщины – ведьмы.
– Довольны ли вы своим жалованьем, мадемуазель? – спросила я, желая переключить разговор на другую тему.
Она отчего-то сразу напряглась – я почувствовала это и по ее словно застывшей фигуре (а мы как раз остановились на лестнице), и по ее голосу.
– Вполне довольна, мадам. У меня нет родных и своего дома, и я благодарна господину графу, что он позволяет мне здесь оставаться.
Неужели она подумала, что я хочу ее прогнать?
– Я рада, что у мадемуазель де Валенсо такая няня, как вы, – торопливо сказала я.
Она вздохнула:
– Я понимаю, сударыня, что мадемуазель Кэтрин уже достаточно взрослая, чтобы вы пригласили для нее гувернантку, которая станет обучать ее всяким премудростям, которым не обучена я сама, но я буду счастлива, если вы позволите мне остаться рядом с ней, а потом, возможно, и с вашими детьми.
О гувернантке я уже думала и сама, но решила пока не тратить на это те скромные средства, что у меня были – научить девочку чтению и письму я могла и сама.
– Должно быть, прежде слуг в доме было больше, чем сейчас?
– Нет, мадам, не больше, – мадемуазель Тюрье покачала головой. – Хотя их явно недостаточно для такого особняка. Те, что есть, стараются как могут, но несколько дополнительных пар рук совсем бы не помешало. И парк, чудесный парк вокруг дома стоит неухоженным из-за того, что тут нет садовника. А я уверена, что в ближайшей деревне можно было бы найти человека, который подстриг бы кусты и посадил цветы вдоль подъездной аллеи.