– Ты не хочешь булочку? – удивилась я. – Так зачем плакать? Не ешь.

– Булочку я хочу, но я не хочу-у-у звать тебя радлако-о-ом, – еще сильнее заплакал этот ребенок, привлекая к нашему столику внимание немногочисленных посетителей в таверне. – Мо-о-ой человек, ты соврала-а-а-а. И охрану ты обманула-а-а! Мой человек, ты радлак, но я не хочу звать тебя радлак-о-о-о-ом!

И дракончик, оттолкнув булочку, лег прямо на стол, закрыл мордочку лапами и зарыдал на весь зал.

– Заканчивайте без нас, – вздохнула я, подхватила дракончика на руки и потащила его из таверны прочь на задний дворик.

Я планировала провести, скажем так, воспитательную работу после ужина, но, видимо, придется начать прямо сейчас.

На улице было чуть прохладно, и, судя по росе, недавно шел дождь – и когда только успел? Кто-то из слуг сновал около яблони. Мне нужно было еще более тихое место, поэтому я вышла за забор и пошла в сторону озера.

– Мой человек, ты куда меня несешь? – спросил ребенок, все еще отчаянно шмыгая носом, но уже не плача.

– К озеру, – ответила я.

– А что такое озеро?

– Это яма, заполненная водой. Посмотри вперед, – сказала я, аккуратно идя прямо по тропинке.

– Красиво, – сказал дракончик. – А зачем ты меня несешь к озеру?

– Поговорить. Спросить.

– Ты? Хочешь у меня спросить что-то? – Ребенок окончательно прекратил лить слезы и смотрел на меня изумленно.

– Конечно. Почему ты назвал меня радлаком, например.

– Но… ты же… соврала? – неуверенно сказал дракончик.

– Но разве я соврала тебе? – спросила я, подходя к тропинке, которая резко уходила вниз. Ну, раз протоптана, то, скорее всего, здесь безопасно.

– Нет.

– Тогда почему ты хочешь меня так называть?

– Я не хочу. Я все понял, мой человек. Пожалуйста? – робко добавил дракончик в конце.

– Тут следовало сказать «извини». Если ты знаешь, что поступил неправильно и чувствуешь вину и неудобство, то нужно говорить это слово.

– Хорошо, мой человек, извини меня, – сказал дракончик. И, несмотря на то, что тон его был ровным, я чувствовала, что он говорит искренне. Уж слишком грустным казался.

– Извиняю. Не расстраивайся, ты же не желал ничего плохого, а это – самое главное. Особенно, пока ты не научишься ориентироваться в этом мире. Есть кое-какие вещи, о которых я должна тебе сказать. Например, тот, кто врет, называется лжецом. А радлаком мы называем не только лжеца, но и того, кто делает плохие вещи. Но радлак или **** – это плохие ругательные слова, желательно их вообще не использовать. Это грубо и невежливо говорить такие вещи, а уж обращаться так к малознакомым людям – очень плохо. Бывают совсем редкие исключительные случаи, когда допустимо так сказать.

– Но разве сегодня был не такой случай? – спросил дракончик. – Человек Хэй сказал, что тот мерзкий человек говорил человеку Элис ужасные вещи, а ведь Элис просто так поделилась со мной леденцами!

– Не стоит называть людей мерзкими, даже если это соответствует правде, особенно в общественном месте. Общественное место – это там, где много людей. И нет, это был не исключительный случай, – ответила я. – Тебе не стоило так обращаться к тому человеку. Если бы управляющий решил, что ты оскорбляешь, то у нас всех – у меня, у тебя, у Хэя, у Элис – возникли бы неприятности.

– А как тогда понять, что случай исключительный? Как определить, что можно говорить, а что нельзя, где можно, а где нельзя? Как узнать, что я могу сказать, чтобы никому не причинять проблем? – совсем не по-детски вздохнул дракончик, спрыгивая с моих рук и подходя поближе краю озеру. – Красиво, мой человек. В этом мире столько всего красивого, о чем я не знаю. И не только. Правила, законы, значения слов, еда, люди – я ничего не знаю. Я умный, но почему-то чувствую себя самым глупым драконом на свете. Я сильный, но я не могу ничего решить. Я бы хотел знать все то, что знают драконы, но я даже не знаю тех вещей, которые понимают все вокруг! И мне от этого очень-очень грустно.