И называют все эти кушанья красивыми поэтическими именами?!. Что такое жареный бамбук? Он ел. Что такое трепанг? Он ел. Почему они пренебрегают мясом? И что это за рыба, если она сладкая?

А суп из ласточкина гнезда?

А консервированные скорпионы?

Он говорит, что, если съесть скорпиона, не будут досаждать комары[109].

Спасибо. Увольте.

Я, конечно, уважаю чужие вкусы и по любознательности своей сама бы попробовала какой-нибудь кислый бульон, прозрачный, как стекло, и без единого колечка жира, и все-таки от народа, соорудившую такую фантастическую стену на тысячи км и еще недавно считавшего за благо всем женщинам поголовно уродовать ноги, – вот уж не знаю, что от него ожидать.

А Никсон опростоволосится.

Мы его раскусим.


3 февраля

Видела открытие Олимпиады[110].

Ничего. Зрелищно.

Был парад. Греки шли первыми. Можно подумать, они древние греки.

Далее по алфавиту.

Смотрела, кто как одет. Самое интересное.

Австрийцы – в чем-то тирольском таком. А бельгийцы шли в шапках, почти как у нас – в ушанках, и сапогах довольно симпатичных, кажется, на меху. Испанцы – в испанском (в пончо, нет?). Французы были в черном – во всем! – черные брюки и черные, ниже колен, пальто, и ботинки тоже черные – почти как шпионы – все строго, даже слишком строго. Восточные немцы в меховых поддергунчиках были. Наверное, это очень изящно, только с нашими не сравнить. Шубы с воротниками – у нас. Мне захотелось тут же надеть. Мою.

Японский арбитр давал торжественную клятву судить честно.

Сегодня же японцы проиграли чехам – 2:8.

Что и требовалось доказать.


4 февраля

Американцы обыграли канадцев. 5:3.

Никсон будет доволен.


5 февраля

А я и не знала. Рассматривался вопрос о целесообразности нашей разлуки. До месяца.

До месяца – до Никсона[111].

«После разлуки не ведаешь скуки»[112].

Ну, допустим, со мной Володька скуки никогда не ведает. А я если и скучаю – так просто скучаю.

С ним советовались.

Он вежливо доказал «нецелесообразность». Жаль, меня не спросили.


6 февраля

Примерно раз в 200 лет Хуанхэ меняет русло[113]. Потрясающе! Десятки миллионов людей терпят бедствие и что-то там роют, строят, возводят. Каждый раз заново.

При этом в Пекинской опере женщины играют мужчин, а в Шаосинской опере, наоборот: мужчины – женщин[114].

Я Китая боюсь[115].


8 февраля

Пришел Т. Т. Стал за чаем рассказывать про китайскую философию. Чем интересен Конфуций и чем он не угодил нынешнему китайскому руководству[116]. Неожиданно прервал сам себя:

– А почему вы меня не спрашиваете ни о чем? Вам же надо про что? Про любовь. Про это… про секс. В том смысле. Китайский эрос…

– Мне все интересно, – отвечаю уклончиво.

Он перешел к эросу. Как все такое следует у них из их философии Дао. «Тайна облака и дождя». – Я должна знать об этом.

– Да откуда же мне?

Стал охотно рассказывать о девяти настроениях женщины. Смутился на четвертом. Перескочил на шестое. Опять смутился.

– А знаете, у китайской женщины какое самое интимное место?

– Догадываюсь.

– А вот и нет. Щиколотка![117]

– А у мужчин?

Пожимает плечами.

– У мужчин, понимаете, у них везде одинаково…

Повеселела. Слушаю, что еще скажет.

– Вы себе и представить не можете, как у них все там в Китае продумано… в этом деле. Особенно в древности было… Вплоть до подушечек. Такие рогатые подушечки… Запишите, как называются.

– Я запомню.

– Нет, нет, запишите.

И диктует:

– Чу-ех-чен.

Я записала.

– И потом, у них нет ни одной фригидной женщины, такая страна[118]. Они и не знают, что такое фригидность. По крайней мере, мне не попадались фригидные…

– О, – говорю с уважением, – у вас большой жизненный опыт.