А все из-за какого-то дурацкого стечения обстоятельств. Я люто ненавидела зиму. Сколько себя помню, всегда ждала весну. А сейчас, когда именно зимой все произошло, стала ненавидеть это время года ещё сильнее. Мама шла с работы, поскользнулась на не посыпанной песком тропинке, упала и ударилась о бордюр. Кровоизлияние и впоследствии кома. Я каждый день благодарю судьбу за то, что она осталась жива. Все специалисты, которые осматривали её, утверждали, что это чудо. После таких серьезных травм вообще не выживают.

И пока она дышит, я не сдамся! Я сделаю все, чтобы снова увидеть теплый взгляд. Оказаться в её объятиях и услышать веселый смех. Как же мне этого не хватало! Так хотелось проснуться и осознать, что все было только кошмаром.

Даже в лице старшего брата я не могла найти помощь. У него на уме были только пьянки и гулянки.

Очередной тяжелый и протяжный вдох. Какой по счету за последние сорок минут? Сотый? Тысячный? Вот я и пришла. Палата интенсивной терапии. Я перевезла сюда маму только этим утром, а мне уже казалось, что захожу в эту дверь в сотый раз. Я уже настолько потерялась в событиях, что тыкалась как слепой котенок в надежде отыскать выход оттуда, откуда его не было.

Сердце в очередной раз сжимается от боли. Посреди палаты стоит единственная кровать. Писк всевозможного медицинского оборудования тут же окутывает и погружает в апатию. Ноги не желали двигаться, все сильнее наливаясь свинцовой тяжестью. Добрела до единственного стула, и ноги тут же подкосились. Обняла себя за плечи, пытаясь огородиться от суровой реальности. Мне так не хватало поддержки. До ломоты в суставах хотелось уткнуться в сильную грудь и прорыдать всю ночь напролет. Да плевать, даже неделю. Но у меня была сейчас только я. Запрокинула голову, сдерживая слезы. Не сейчас! Не время! Назойливый писк снова возвращает меня обратно в больничную палату. Я с неутихающей болью в сердце осматриваю лежащую маму. Она очень похудела. Впалые щеки и бледная кожа. Волосы больше не блестели. Она была похожа скорее на призрака, я едва узнавала ту женщину, которая учила меня радоваться жизни. Всхлип все-таки вырвался на свободу, и я закусила губу.

— Привет, мам, — голос наждачкой прошелся по гортани – вот пришла рассказать про дела.

Ничего! Снова никакой реакции. Все тот же проклятущий писк в унисон ударам моего сердца. Дрожащей рукой взяла мамино запястье. Прохладная кожа, чуть ли не синюшная. От всяческих капельниц на коже множество синяков. Живого места не осталось. Но я понимаю, что только вот так… только с синяками на руках она будет жить. Это все мелочи, потому что в её груди продолжает биться сердце.

Я обязана была найти эти деньги. Я не прощу себе, если не сделаю все, что от меня зависит… и не зависит тоже.

— У меня все хорошо. В универе начались курсовые и зачеты. Ещё немного и каникулы. Стипендию не повышают, гады, — усмехнулась своей реплике, — да, я помню, ты часто так говорила про зарплату. И часто употребляла в одном предложении слова «гады» и «не повышают», — было дико говорить в прошедшем времени, а жжение в груди усиливалось. – Сашка тоже в норме. Так и гуляет ветер в голове. Но он старается исправиться, как может.

Ну, тут я немного привирала. Он не старался от слова совсем. Наоборот, чем дальше, тем хуже становился.

— В общем, я нашла доктора, который согласился тебя посмотреть, — как только я озвучила эту новость, надежда вспыхнула в груди с новой силой. – Нужно будет немного денег, но ты не волнуйся. Мы их найдем, и все-все оплатим. Ты ещё бегать у нас будешь. Как совсем недавно.