Наши глаза встретились.

Да, мне сотни раз говорили, что новорожденные ничего не видят и не осознают. Но в тот момент я поняла, что это не так. Я почувствовала его взгляд. Почувствовала, как трепыхнулось его сердечко, и мое собственное с восторгом забилось в ответ.

Малыш скривил ротик, демонстрируя беззубые десны, и сморщился. Захныкал, активно пытаясь вылезти из пеленок. Я испугалась, что уроню, и положила его в колыбельку.

Плач тут же усилился.

Не зная, что делать, обернулась к кормилице, потрясла ее за плечо. Та в ответ басовито всхрапнула, но даже глаз не открыла!

– Да что происходит? – я сама готова была зареветь. – Что за шутки?

Я словно попала в сонное царство, где все превратились в статуи, кроме меня и…

Ребенок закричал еще громче. Недовольно, требовательно, властно.

Не зная, как его успокоить, снова схватила. Прижала к груди, и он потянулся ротиком к влажному пятну на рубашке, зачмокал.

– Так вот что ты хочешь! – окатило внезапное понимание. – Ты голодный!

Больше не раздумывала. К тому же, стоило взять малыша, как молоко потекло сильнее.

Придерживая ребенка одной рукой, свободной я развязала ленту на горле, спустила сорочку с плеча. Неумело зажала сосок, ткнула в подставленный ротик. И ощутила такое блаженство, что едва не расплакалась.

Нет, слезы все-таки потекли. Но это были светлые слезы, вместе с ними из меня выходили все страхи и тревоги этого дня.

Еще вчера я любила и думала, что любима. Еще вчера собиралась осчастливить своего мужчину известием о ребенке. А потом бежала сквозь дождь, гонимая обидой и слезами, и думала лишь о том, что меня предали. Думала о себе.

Я хотела избавиться от ребенка. Кричала, что он мне не нужен.

И кто-то меня услышал.

А теперь все изменилось.

Стою в чужом доме, в чужом теле, с чужим малышом на руках, и плачу от счастья. Если есть в этом мире магия, то это она. Кем бы ни был сотворивший это волшебство, я ему благодарна…

– Вот так, мой маленький, – заворковала над ребенком, как заправская мать, – моя кровиночка…

На душе становилось светлее с каждой минутой. С каждым глотком, который делал малыш.

Откуда-то из глубины памяти сами собой всплыли строки давно забытой колыбельной. То ли мама в детстве мне пела, то ли бабушка…

А может, они сложились в моей голове прямо сейчас:

Ангелы небесные, поклонившись Богу,

Принесут покой и сон к нашему порогу.

За окном темным-темно, месяц серебрится,

А моя кровиночка с мамой спать ложится…

Слова и мелодия лились из меня вместе со слезами, из самого сердца. Так я и стояла, качая малыша и тихонько напевая под нос. Пока не поняла, что на меня кто-то смотрит.

Чужой пристальный взгляд оборвал мою песню.

Я обернулась, все еще улыбаясь. И наткнулась на Габриэля.

Улыбка моментально потухла. На смену радости пришли настороженность и нервозность.

Мой супруг стоял в дверях, привалившись плечом к косяку, и смотрел на меня. Оценивающе и угрюмо.

Я растерялась. Инстинктивно прижала ребенка сильнее, желая укрыть собой.

Заметив мой жест, Габриэль перевел взгляд на малыша. Потом вновь посмотрел мне в лицо.

– Не знал, что вы поете, льера, – произнес, иронично растягивая слова. – Какого гхарра вы здесь забыли? Кто вас пустил?

Медленно оттолкнувшись от косяка, он направился ко мне привычной прихрамывающей походкой.

А я побледнела.

Вся кровь от щек отлила.

Не зная, что делать, оглянулась в поисках отступления. Но за спиной была только стена.

Габриэль приближался, неспешно и неумолимо. Он был без трости и двигался с грациозностью танцора или змеи, несмотря на свою хромоту.