Убедившись, что Капа, весело напевая, возится на кухне, я схватила куртку и выскочила на улицу. Первым делом съезжу к Анюте Шаховой, уж она-то точно знает, кто и почему ненавидел Надюшу. На улице гололед, поэтому сяду в метро. Анюта целыми днями толчется дома. Объясняется сей факт просто: она переводчица, причем хорошая. Переводит серьезные, толстые книги по психологии, философии, социологии. Я всегда ей завидовала, видя, с какой легкостью Анюта переходит на немецкую речь. Мне так и не удалось выучить как следует хоть один язык, все детство провела в обнимку с арфой. Сначала была музыкальная школа, потом консерватория. Моя мама, оперная певица, считала, что дает дочке в руки стабильную, очень хорошую профессию. Никто ведь не знал, что грянет перестройка и симфонические оркестры станут практически не нужны.

Вот почему я теперь настаиваю, чтобы Лиза и Кирюшка вызубрили как следует английский. Знание языка – это кусок хлеба с маслом, часто с сыром, а иногда даже с икрой. Мало ли, как жизнь повернется, всегда можно пойти репетировать двоечников. Но Анюте нет необходимости носиться, роняя тапки, по квартирам тупоголовых деток. Она дорогой гость в издательствах, выпускающих научную литературу. Люди, занимающиеся переводом, живо объяснят вам, что человек, «перетолковывающий» прозу, и индивидуум, занимающийся научной литературой, – это разные люди. Фразу «Оголенный проводник пролегает под полом», «литературные» переводчики мигом переведут как «Голый кондуктор бежит под вагоном». И так во всем, поэтому Нюшу, спокойно говорящую на научном суахили, холят и лелеют. Меня всегда удивляло, как в одном человеке одновременно уживаются хамство, беспардонность, ум и отличное владение иностранным языком. Потому что Шахову можно назвать нахалкой, а вот идиоткой нет.

– Это ты, – разочарованно протянула Аня, открыв дверь.

– Ждешь кого-нибудь? – бодро поинтересовалась я, делая вид, что не вижу ее кислой мины.

– Нет, – пробубнила Аня и со свойственной ей хамской откровенностью добавила: – Тебя тоже не ожидала.

– Значит, это сюрприз, – подвела я итог и, не дожидаясь приглашения, пошла на кухню.

Пришлось Аньке, скривившись, доставать из шкафчика кофе, а из холодильника кусок сыра.

– Уж извини, – пробубнила она, – конфет нету.

– И не надо. – Худеешь? – неодобрительно окинула меня взглядом Нюша.

– Не-а, – заявила я, – просто не хочется.

– Хорошо тебе, а меня прямо трясет при виде шоколадок, да уж в 52-й размер не влезаю, – вздохнула Аня, – ну что надо, выкладывай.

– Знаешь, где я работаю?

– В сыскном агентстве, – хмыкнула Нюша, – на мой взгляд, отвратительное место, совершенно не подходящее для интеллигентного человека.

– Ага, – кивнула я, – верю, но сейчас на моем столе очередное дело – об убийстве Нади Киселевой.

Хорошенькая красненькая чашечка в белый горошек выпала у Нюши из рук. Стукнувшись о стол, чашечка перевернулась, коричневая жидкость ручейком устремилась на пол.

– Ты чего, – забормотала Аня, пятясь к столу, – что такое врешь… про Надьку.

Я прикусила язык, но было поздно. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Да уж, сваляла я дурака. Надюша погибла этой ночью, откуда бы Аньке знать о происшествии? На часах только полдень.

– С ума сошла, – бормотала Нюша, махая руками, – совсем плохая, да?

Пришлось рассказать подробности. Узнав детали, Нюша посерела и села на табуретку.

– Господи, – застонала она, – говорила же ей! Сколько раз предупреждала, нет, ей словно глаза затмило. Богданчик, Богданчик… Вот, дождалась.

– Чего? – осторожно поинтересовалась я.