– Ладно. Выкладывайте свой план. Помогу, так уж и быть! – милостиво согласилась я, и все заверте…
2. Глава 2. О корове на Лексусе и прочих домашних жывотных
Мы были б идеальной парой,
Конечно, если бы не ты.
(В.Вишневский)
Анна
– Куда прешь, корова! Ты вообще знаешь, сколько он стоит?! – гламурная девица высунулась из окошка белого «Лексуса» и попыталась пронзить меня взглядом неестественно голубых глаз в нарощеных ресницах.
– Намного меньше, чем вам сейчас выпишут за парковку на пожарной зоне с заездом на газон, – ответила я, с сожалением оглядывая рассыпавшиеся фрукты и порвавшийся пакет в собственных руках.
– Ах ты!.. – дальше из пухлого розового ротика полилась нецензурщина, достойная клиентки колонии для малолетних.
Из нее я поняла лишь, что правила дорожного движения писаны не для сей неземной красоты, а ее папик вот прямо сегодня найдет меня и жестоко покарает.
На нецензурщину и папика мне было чихать с высокой березы, а вот мандаринов, манго и розовых яблок было жаль, как и собственных колготок, поехавших чисто за компанию. Хорошо хоть пакет с подарком для Лешеньки уцелел при соприкосновении с бампером «Лексуса».
Надо сказать, отчасти я и сама была виновата. Могла бы пойти в обход, я же видела, что какая-то фифа припарковалась ровно поперек пешеходной дорожки, ведущей к подъезду. Но, во-первых, я торопилась, а во-вторых, устала как собака. Что неудивительно после пяти переломов, черепно-мозговой и аппендицита: парня привезли с ДТП, и уже на столе обнаружился дополнительный бонус, чтобы травматологи не скучали. К тому же после работы я еще и зашла в магазин, купила подарок и продукты. Половина из которых вывалилась из пакета, побилась, перепачкалась и… не буду ничего собирать. Я не нищенка, чтобы ползать на карачках на радость гламурной фифе!
Проводив взглядом укатившееся под «Лексус» розовое яблоко, я пошла к своему подъезду, так и не ответив орущей девице. Не то что мне было нечего ей сказать, но при мысли о том, что дома меня ждут, настроение сразу поднялось. Ну и Лешенька ценит во мне женственность и нежность, а какая нежность в базарно орущей тетке? Верно, никакой.
Позади меня возмущенно заткнулись, но тут же принялись орать с удвоенной силой и даже посигналили. Я лишь пожала плечами: вот нервный народ пошел! Сначала истерят и летят сломя голову, а потом попадают ко мне на стол со сложными переломами, ожогами и пробитыми черепушками.
Одно хорошо, эта фифа вряд ли попадет именно ко мне, в обычную городскую клинику. В отличие от Надь Палны, которая машет мне с лавочки у подъезда и улыбается во все тридцать два искусственных зуба.
– Здравствуй, Анечка. Что ж ты, яблочки-то! – Надь Пална укоризненно покачала головой в кокетливом беретике и тут же обернулась к белому «Лексусу» и заорала не хуже пароходной сирены: – А ну нишкни, шалава!
Для убедительности она еще и погрозила «шалаве» крепкой деревянной тростью. Как ни странно, «шалава» замолчала. Видимо, прикинула, какие повреждения нанесет трость ее драгоценной машинке, а то и не менее драгоценному маникюру длиной в три сантиметра.
– Не судьба яблочкам, – улыбнулась я соседке. – Как ваша нога, Надь Пална? Я еще позавчера ждала вас на осмотр.
– Да вот внучку привозили, какой уж тут осмотр. А что это, сестрица твоего хахаля?
– Нет, с чего бы? Вы простите, Надежда Павловна, я с дежурства.
– Ну, иди-иди, Анечка, отдохни. Твой-то небось и ужин приготовил, и квартиру убрал, и с цветочками тебя ждет, – в тоне соседки сквозило обидное ехидство.
– До свидания, Надежда Павловна, – ровно ответила я, проигнорировав нападки. – Завтра до обеда жду вас на осмотр.